Светлой памяти Л.И. Бородина
и героев Русского сопротивления
Ты над телом своим – господин,
Ты над волей своей – господин,
Но не вздумай хотя бы для смеха
Выйти с властью один на один,
С красной мастью – один на один,
Нехорошая будет потеха.
Только вдруг возникает порой
Неожиданной болью на вздохе
Он – по виду совсем не герой,
Но бросающий вызов эпохе.
И в руках у него не копьё,
Не надёжный «Лепаж» и не шпага…
– Дуэлянт! Где оружье твоё?!
А оно – карандаш и бумага.
Это – глупость, забава, кино,
Это – чья–то опасная шутка.
Вам смешно… А врагу не смешно.
А врагу – представляете? – жутко!
Значит, дерзок сей воин не зря,
Если смеет «раскачивать лодку»,
И хватают его егеря,
И бросают его в лагеря,
И сажают его за решётку.
Ну, а там – два исхода всего,
Как победа над болью и страхом:
Или в прах обращают его,
Иль система становится прахом.
Ты для мира – пылинка, ничто…
Для режима – пылинка, ничто…
Лишь Господь сохранил твоё имя,
И в лицо тебе светят за то,
И свинцом тебя метят за то,
Что Всевышний – с тобой,
А не с ними!
________________________
* На снимке:
Леонид Иванович Бородин, фото "нулевых" годов.
Михаил НАЗАРОВ
Опубликовано без подписи в журнале "Посев"
(Франкфурт–на–Майне, №7, 1983 год)
С 16 по 19 мая 1983 года в Москве проходил суд над писателем Леонидом Бородиным, обвинявшимся по статье 70 ч. 2 УК РСФСР ("антисоветская агитация и пропаганда", рецидив). Бородин был арестован 13 мая 1982 года в церкви, где он работал сторожем. В результате следствия, длившегося более года, Леониду Бородину было предъявлено 19 пунктов обвинения, относящихся ко всему периоду его пребывания на свободе после отбытия первого срока (6 лет по делу Всероссийского социал–христианского союза освобождения народа / ВСХСОН с 1967 по 1973 гг.). Среди этих пунктов обвинения были следующие:
– издание двух и подготовка третьего номеров самиздатского "Московского сборника" в 1974–1975 гг.;
– все публицистические статьи, в которых Леонид Бородин спорил с Шимановым, Ладовым и другими авторами, занимавшими шовинистические или либерально-демократические позиции;
– поздравительная телеграмма Александру Солженицыну к его 60-летию, отправленная с московского почтамта;
– книга "Повесть странного времени", в которой, по мнению КГБ, содержится призыв к терроризму (!);
– распространение "Архипелага ГУЛАГ" и журнала "Посев".
Против Леонида Бородина дали показания завуч школы из Иркутска Сулейманов, который приезжал раз в полгода в Москву и останавливался у Бородина, и бывший муж старшей дочери писателя от первого брака – человек крайне неуравновешенный, из патологической ревности кидавшийся на жену с ножом; поскольку Бородин был вынужден вмешаться в семейную жизнь дочери, бывший зять считал его виновником развода и явно руководствовался мотивами мести. Оба "свидетеля" показали, что Леонид Бородин давал им читать запрещенные книги и проводил с ними "разлагающие" беседы.
В ходе следствия показания против Леонида Бородина дали также Анатолий Иванов (Скуратов) и Геннадий Шиманов, заявившие, что Бородин не отрёкся от своих убеждений члена Социал–христианского союза (ВСХСОН). На суде Г.еннадий Шиманов частично отказался от этих показаний, но суд этого отказа во внимание не принял. Ни один из бывших членов ВСХСОН на суд вызван не был.
Леонид Бородин был известен и популярен в московских литературных кругах. В его защиту выступили писатель Георгий Владимов и член-корреспондент Академии наук СССР Игорь Шафаревич, однако их заявления на имя судьи Богданова на суде не были оглашены. В своем заявлении Георгий Владимов, в частности, предостерёг суд от весьма распространенной ошибки – приписывать высказывания героев автору (если следовать этому методу, писал он, то можно и Шолохова обвинить за высказывания Мелехова в "Тихом Доне") и охарактеризовал Бородина как писателя, растущего от книги к книге, от которого можно в будущем многого ожидать. Поэт Белла Ахмадулина выразила желание выступить на суде свидетельницей и охарактеризовать Л. Бородина как человека и как писателя; ее сначала включили в список свидетелей, но когда она собралась ехать на суд из Тарусы – "оказалось", что в списке ее нет.
Не было зачтено также заявление Владимира Осипова, опровергающее показания Анатолия Иванова (Скуратова), будто бы на его, Осипова, квартире и в его присутствии Бородин излагал свои "террористические" взгляды.
Очень хорошо отозвалась о Леониде Бородине свидетельница из Иркутска, работница телевидения; она пыталась сделать телепостановку по книге Леонида Бородина "Год чуда и печали", но в последний момент передачу сняли.
Адвокат писателя Олег Ефремов во время процесса неожиданно изменил позицию, осложнив защиту: вместо полного оправдания (на чем настаивал Бородин), он признал своего подзащитного виновным по статье 190–1 (“распространение клеветнических измышлений...”).
Зал заседания был заполнен гебистами; из близких Леонида Бородина были допущены лишь старшая дочь Елена (ей 20 лет) и жена Лариса. Леонид Бородин держал себя на суде прекрасно. Когда при чтении приговора дочь заплакала, он сказал ей: “Не плачь, твои слезы – их хлеб”. В последнем слове Леонид Бородин сказал, что если бы его книги напечатали в России, если бы ему дали работу, этого процесса могло бы и не быть.
Перед зданием суда стояли друзья Бородина, иностранные корреспонденты и дипломаты, которые не были допущены в зал заседаний.
Вынесенный приговор – 10 лет лагерей и 5 лет ссылки – был для всех неожиданностью, тем большей, что незадолго до суда следователь Губинский через жену Анатолия Иванова (Скуратова) распустил слух, что Бородину дадут не более 5 лет; он, Губинский, будь на то его воля, “дал бы все десять”.
Особо следует отметить очень плохое состояние здоровья Леонида Бородина: у него язва желудка, грыжа, страшный авитаминоз – кожа на ногах слезает клочьями; за время следствия у него выпало шесть (!) зубов; во время свидания он не смог поднять свою шестилетнюю дочку. Его жена, Лариса Бородина, считает, что больше трёх лет в лагере – притом, особого режима – он не выдержит. По существу, приговор ему – смертный.
___________________
В статье упоминаются: Георгий Николаевич Владимов (1931 – 2003) – писатель и литературный критик, с 1983 года – политический эмигрант, с 1984 по 1986 гг. – главный редактор журнала «Грани», автор повести «Верный Руслан» и романа «Генерал и его армия»; Геннадий Михайлович Шиманов (1937 – 2013) – публицист и общественный деятель; ныне живущий Анатолий Михайлович Иванов (Скуратов), 1935 г.р. – общественный деятель, идеолог национал–язычества.
МОЯ ВСТРЕЧА С ЛЕОНИДОМ БОРОДИНЫМ
Было это в мае 2001 года, в самых последних числах. Калужская область стала тогда полигоном для празднования Дней славянской письменности и культуры. Именно «полигоном», я не оговорился. Ни до, ни после я не припомню более масштабных массовых действ, организованных в областном центре с помощью государственных рычагов – финансовых и властных. По городам и весям Калужского края прокатилась волна праздничных мероприятий: фестивалей, концертов, творческих встреч. Всё бы ничего, и как ни радоваться торжеству отечественной культуры, если бы… Если бы не чрезмерная помпезность и напыщенность всего происходившего, и как следствие – внутренняя пустота, сквозившая из всех щелей массового культурно–политического шоу. Десять человек для меня – уже толпа. В любой толпе я чувствую себя дискомфортно. Поэтому от посещения «народных гуляний» с песнями «а–ля рюс», частушками и попкорном я, как мог, уклонялся, но участь репортёра–телевизионщика – быть в гуще событий. И вот как–то предлагают мне поехать в Тарусу, подготовить программу о том, как там Дни славянской культуры празднуют. Тарусу я люблю, но слушать в очередной раз чиновников, вещающих со сцены о русской культуре, и смотреть образцово–показательный концерт ужасно не хотелось. Я стал отказываться: – Не могу, болею и вообще у меня творческий кризис… – Ну, и ладно, там всё равно больших людей не будет, ни губернатора, ни министров, а из Москвы один Бородин приедет. – Какой Бородин? – В программке написано, что писатель… – Леонид Бородин?! – Да… – Еду!
Кто такой Леонид Иванович Бородин, объяснять мне было не нужно. Незадолго до того я прочитал повесть «Год чуда и печали», написанную им в заключении, и находился под очарованием этой волшебной книги. Ещё в литинститутские времена я слышал про Социал–христианский Союз, в начале 60–х годов разгромленный гебистами, считавшими его программу самой серьёзной альтернативой советской идеологии. Свой первый 7–летний срок Бородин получил именно за участие в этой организации. Словом, я ехал в Тарусу, предвкушая встречу с интереснейшей личностью. И не был разочарован! До сих пор (а прошло уже много лет) та первая встреча с Бородиным жива в моей памяти так, словно случилась вчера.
Леонида Ивановича я встретил возле кинотеатра «Мир» перед началом концерта и как–то сразу узнал, хотя до этого никогда не видел. Было в этом сухощавом, немолодом человеке что–то особенное, резко выделявшее его из толпы. Не одежда и не внешность (тут всё просто и скромно) – взгляд: острый, холодный взгляд мужчины, много пережившего и повидавшего, знающего цену словам и людям… Может быть, сравнение не точно, но было в его облике что–то волчье, заставлявшее мгновенно держать дистанцию, не расслабляться. Я представился и попросил уделить мне несколько минут, ответить на вопросы перед телекамерой. Леонид Иванович не возражал. Мы отошли в сторону, к деревьям, оператор настроил камеру… Далее я привожу буквальную запись нашего разговора, «снятого» мной с видеоплёнки девятнадцать лет назад и оформленного в виде газетного материала. Бородин говорил очень ясным, литературным языком, предельно точно излагая свои мысли. Мне не пришлось даже работать над текстом ответов, нужно было просто выложить их на бумагу. Не могу сказать, что я согласен со всем услышанным. Но в искренности Леонида Ивановича нет и не может быть сомнений. Только вот поспорить с ним уже не удастся: в ноябре 2011 года писателя не стало. А у меня остался лишь текст того давнего интервью, – видео, к сожалению, не сохранилось.
РУССКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ ЛЕОНИДА БОРОДИНА
– За что вы сидели, Леонид Иванович?
– За Россию, – прозвучал столь же прямой ответ.
Многие ли диссиденты «застойного периода» могут так ответить? И многие ли решатся на такие слова? Скорее скажут: за свободу, за права человека, в общем, за демократию… А вот Леонида Ивановича Бородина демократом никак не назовёшь, он русский консерватор, его мировоззрение логически выверено и исторически обосновано. Собственно, об этом и наш разговор.
– Сейчас некоторые писатели патриотического лагеря встают на позиции «православного сталинизма», устно и печатно говорят о Сталине как о державном строителе, мудром вожде, чуть ли не святом… Как вы к этому относитесь?
– На мой взгляд, это чисто формальный подход. Вот сейчас у нас слабое государство, разрушенное. А человек оглядывается назад и вспоминает, каким оно было сильным, все его боялись, уважали. Кто заложил основы такого сильного государства? Сталин. Вот отсюда – подобные настроения. Но такое мышление происходит не от хорошей жизни. Потому что цена сталинского эксперимента – вот она, сегодня! Нынешнее состояние нашего государства, общества – это непосредственно итог того, что было заложено в октябре 1917 года, того, что было усовершенствовано Сталиным и приспособлено им под единственно возможную страну, в которой надо было сделать социализм. Но дело не выдержало испытания временем, дело рухнуло. И рухнуло сначала в сознании людей. Именно в сознании людей.
Сейчас модно говорить, что мы проиграли «третью мировую», проиграли «холодную войну»… Как мы проиграли? Ещё совсем недавно социализм забирал в мире в год по стране! Везде существовали «наши сторонники», громадные, миллионные компартии. И казалось – вот–вот весь мир встанет на социалистические рельсы. И вдруг именно у нас всё и рухнуло! Почему? Потому что идея выдохлась. Социалистическая идея может существовать только в состоянии пафоса. А пафос – состояние, близкое к припадку.
– Ну а знаменитый план Даллеса по развалу Советского Союза?
– Каким бы этот план ни был, для американцев то, что у нас произошло, было такой же неожиданностью, как и для нас самих. Они сами этого ничего не ожидали. Они готовы были, положим, за ликвидацию Берлинской стены Бог знает сколько заплатить. Но ведь Горбачёв всё им отдал задаром: пожалуйста, забирайте и стену, и Германию, вообще всё… А планы были, безусловно: и Даллеса, и Бжезинского. Но не потребовалось их вмешательства. Страна развалилась сама по себе.
– Как вы считаете, во всём этом есть Божья воля или тут действуют некие чисто научные закономерности?
– Я в каком–то смысле исторический фаталист. История реализуется только в единственно возможном для неё варианте. Условно–сослагательного наклонения «если бы» в Истории не существует и не признаётся. Раз так произошло, значит, никакого другого варианта в реальности не было. Ведь История осуществляется по совокупности миллиона различных координат, миллиона векторов. Вот они все вместе совпадают, и происходит нечто. Так что, если это нечто понять как промысел Божий (а я, считающий Православие величайшей ценностью человечества, так и понимаю), то да, безусловно, История наша – это Божий промысел. Но осуществляется он через людей, посредством людей.
– Сейчас журнал «Москва» едва ли не единственное издание, стоящее на чисто русских позициях…
– Нет, вы знаете, не единственное. Есть ещё «Русская провинция», литературные журналы в Оренбурге, Саратове… Провинциальных журналов очень много хороших. И даже «Наш современник» при всей его некоторой…
– Красноте?
– Ну, не хотелось бы обижать своих коллег. В сущности, по каким–то принципиальным вопросам у нас и с ними нет расхождений. Расхождение идёт только в оценке прошлого. Но в желании будущего, в общем–то, расхождений больших нет.
– Если говорить о будущем, как вы считаете, возможно ли в России восстановление монархии?
– Теоретически – да, возможно. Ну, о чём говорить, если это возможно стало в Испании после стольких лет республиканского правления? Почему же это невозможно в России, в которой столь же традиционно монархическое чувство? Лично я считаю, что монархия – это самая красивая форма правления. Но насколько реально её восстановление сегодня в нашей атеистической стране (а религиозность народа является для этого первичным условием) – ту уже другой разговор.
– А вы полагаете, что Россия всё ещё атеистическая страна?
– Конечно, атеистическая. Всё–таки большая часть населения – это люди, утратившие веру. Многие, правда, перешли от активного атеизма, то есть от отвращения к вере, к пониманию, к терпимости. Это тоже шаг, безусловно. Ну, а какая–то часть народа стала действительно воцерковленной. И это ещё вопрос – когда больше пришло к православию людей: вот сейчас, с перестройкой, или в 70–80–е годы? Тут трудно сказать.
– У меня порой возникает ностальгия по периоду двенадцатилетней давности. Я тогда был в московской студенческой среде, нас завораживали песни Талькова, и возникал какой–то ренессанс русского духа. Мне так казалось! А вот сейчас я этого не вижу ни у среднего поколения, ни у молодёжи. Но тогда это было, и в том числе была ориентация на журнал «Москва», где впервые печатались произведения писателей и поэтов из среды Белой эмиграции. А потом всё куда–то ушло…
– Относиться к такому положению вещей надо спокойно. Ведь «Белая идея» сама по себе – тоже прошлое. И в нашем прошлом, столь нам дорогом, нет ни одного мгновения бытия, которое можно взять за образец сегодняшнего государственного, народного строительства. Мы гордимся, понимаем, любим наше прошлое, но нынешний день – он отредактирован, Историей отредактирован, событиями… А годы, про которые говорите вы, характерны тем, что тогда в противовес «красной правде» выплыла некая сторона, некоторая часть «Белой идеи». Не вся полностью! И «Белая идея» отнюдь не была столь романтической, столь одухотворённой, как это кажется. Она была, во–первых, антимонархической. Монархические лозунги у Колчака, например, даже у Юденича, были запрещены. И монархическая пропаганда не разрешалась. Александр Васильевич Колчак, при всём к нему уважении, это ведь был «глашатай» Учредительного Собрания. И омское, самарское правительства – всё это были уже не монархические образования и, скажем так, не чисто русские. Поэтому к короткому всплеску той идеологии в нынешней России надо относиться спокойно. Пришло другое время – сердитое, строгое…
– А вот старые эмигранты, воспоминания которых зачастую печатаются на страницах журнала «Москва», могут сейчас нам чем–то действительно помочь?
– Нет, нет… Ещё в 1990 году, будучи в Соединённых Штатах Америки, я выступал в одном большом зале перед эмигрантами. Они всё время задавали вопросы требовательного характера: ну почему вы не делаете то–то и то–то? Я им тогда сказал: вспомните 1948 год, когда возникло государство Израиль. В то время множество молодых евреев, живших в Америке, бросили насиженные места, бизнес и прочее и поехали строить своё государство. А много ли ваших детей – я обратился в зал – поехало сегодня в Россию? Хоть кто–нибудь поднимите руку! И в зале, рассчитанном где–то на пятьсот мест, только две руки поднялись. Причём в одном случае человек уехал, сохраняя американское гражданство, а в другом – только собирался уехать. Так что же вы от нас требуете? – резюмировал я. – Ну, давайте, снимайтесь все, приезжайте к нам, поучите нас, как заниматься хозяйством, как вести бизнес культурно и приемлемо для нашей традиции…
Так что нет. Старая русская эмиграция интересна тем, что она сохранила всё, что здесь, в нашей стране, было запрещено в течение советского периода. Русские эмигранты сохранили многое – культурные традиции, язык, литературу. Вот то, что мы сейчас читаем, издаём… Поэтому значение русской эмиграции для нас ощутимо, может быть, и велико. Но ожидать от её представителей какой–то реальной помощи не приходится. Нет, всё зависит только от нас самих, здесь, в России, живущих, от нашей готовности к восстановлению русской государственности.
...Русская государственность. Как непривычны эти слова в нынешнее изобилующее хлёсткими политическими ярлыками и лозунгами время! Но какая она, русская государственность? Что она собой представляет? Проще всего ответить, ссылаясь на тысячелетнюю историю Руси, что это – Православная монархия. Сложнее осознать, как её принципы могут воплотиться в постсоветскую эпоху, в стране, только начавшей освобождаться от большевицкого морока? В общем–то, журнал «Москва» и его главный редактор Леонид Иванович Бородин строго и последовательно идут по пути русского имперского сознания, формируя национальное мировоззрение нашей интеллигенции.
«Весть», Калуга, 26 июля 2001.
Интервью это я опубликовал в калужской областной газете через два месяца после нашего разговора, а изначально оно вышло в видео–варианте в одной из телепрограмм.