Три темных всадника. И бархатная ночь.
Закат пылает, город выжигая.
Ершалаим… Иисус хотел помочь…
Но ты не понял, вечно причитая…
Три темных всадника. Как искупленье ночь.
Приходит в город, дав земле остынуть.
По древним улицам закат уходит прочь.
С ночным дождем спешит его покинуть.
Перечеркнувший небо след коней.
Им плащ под ноги туча постелила.
Гроза пришедшая, энергией своей,
Как фонарем дорогу осветила.
Небесных шпаг по лужам перезвон.
Косым дождем размеченный проулок.
Не звон копыт, а кажется, что стон,
И молний в небе огненный рисунок.
Москва. Июнь. Такая же жара.
Крадется в город. Небосвод закрашен.
И он был здесь. И кажется вчера,
Смотрел на город краснозвездных башен.
Вот старый центр. Бронная. Пруды.
Бульвар как строчка под чугунной ниткой.
Я не спешу. Свободен до среды.
Трамвай ползет горбатою улиткой.
Вот неуклюжий рыжий господин.
Пенсне смешное нервно поправляет.
А мне казалось – я сидел один.
Как странно все. Мне мой сосед кивает…
Какая-то выходит ерунда…
Не смог я даже вымолвить пол слова.
Чудак в пенсне привел с собой кота,
И этот кот промолвил мне – «ЗдорОво…»
Мой Бог, да я же знаю их!
Тогда они здесь ждали Берлиоза…
И я поэт…Как тот, который псих.
А в голове тревога как заноза!
Чур-Чур! Я знаю. Это миражи!
В больном воображении гуляют.
Но голос призрачный, над ухом – «Не скажи…»
И чей-то силуэт как дымка тает…
И что-то щелкнуло как будто в голове.
Рука незримая мне пальцем будто машет:
Гостям назначено. Теперь уже в Кремле!
Москве - молва про этот бал расскажет.