Горсть чёрной смородины не уместилась в моем кармане, попадала на тротуар.
Это время, что на часах, все презрительно шло, не запинаясь, все очерствяло воздух своим одинаковым визгом кнута.
Тихий день. Странный день и холодное солнце. Сквозь рукава и лицо носятся души, начало весны, обещаний, любви и мигающих светофоров.
Можно идти бесконечно по улице или лежать бесконечно на простыни. Можно искать бесконечно ошибки или смотреть бесконечно в лицо.
Словно я в лес забежал на мгновение, только мгновение шире чем жизнь. И одинокая женщина выстроила маленькие домики для меня из мёртвых ветвей. Это не грусть и не счастье, это игра в безысходность, это судьба быть вне рамок, между стеной и открытым пространством.
Я убегаю по тропке навечно, чтобы запутаться , потеряться. Я не хочу запинаться о корни, твёрдые корни смешливых берёз. Круг как вершина, как путь к заклинанию, к истине , к вере, к звезде . Всем заблудившимся посвящается песня звучания чёрной трубы.
Всем рваным нитям системы сцепления нервов, узлов, липких тряпок , безмолвия я посвящаю весну в три звонка. Три струны или три молодых аккорда. Три дороги, три как оценка себя самого. Три головы , три рубля за вращение этой Земли вокруг солнца. Три мечты, что за грудью, спиной и глазами. Веером помахать и закружиться на месте.
Кофе в графине, на ладонях чай. Суп в трельяже и в пакете. В комнате свежий , но холодный ветер. Тихие звуки машин, хруст костей , языка. Время, все же безумное, сыпкое время, за головой у виска, загустевшее горькое , злое. Но живое.