Что приключилось, думают они, те старики-кретины,
И что заставило их стать такими? Или же мнится им
Пуская слюни, что старше выглядят от сей картины,
Когда нужду справляют под себя, вспомнить не в силе,
Кто утром позвонил им? И будь их выбор, то одним
Желаньем было б воротить былое, когда плясали напролет всю ночь,
Иль на свою женитьбу мчали, а в Сентябре присягу приносили?
Иль заимели мнение о том, что перемен не стало
Всегда вели себя, как инвалиды, или же те, кто пьянствовать охоч
Иль сиднем сидя в долгой дреме проводили дни,
Следя за шевеленьем света? И если нет (иль не могли) то странно;
То отчего же не кричат они?
Смерть, частицы, бывшие тобою, расщепляет
И начинает друг от друга скорый их разлёт,
Это забвенье, истина, которую никто не замечает:
Случившаяся с нами, теперь все вскоре завершится,
Иль время всё в одно с особым тщанием сольет,
О миллионе лепестках расцветший принесет цветок,
Существованья здесь. Ты после не сумеешь притвориться,
Что нечто станется еще. И это - первые приметы их:
Теряя пониманье, слух, способность выбора, итог -
Исчерпана. Их внешний вид всё это выдает:
Седина, жабьи руки, багровое лицо в морщинах сухих,
Но отчего никто из них того не признает?
У стариков в сознании, поди, есть светом
Переполненные залы, где люди, свою роль играя
Знакомые тебе, но поименно вряд ли, и при этом
Всё ж о себе напоминают, привычным скрипом дверей,
С улыбкою, светильник в руки взяв, и доставая
Знакомый, с книжной полки, труд; иль временами
Лишь сами залы, стулья, в камине тление углей
Куст, что был растрепан ветром пред окном,
И солнца нежный отсвет на стене лучами,
В тот одинокий вечер, после стихшего дождя. Вот где они живут:
Не здесь и не сейчас, но в том, былом
И потому и чтут
Свой оробелый, отрешенный вид, там быть пытаясь,
Обретаясь здесь. Всё оставляя залам тем вдали,
Прохладу слабую, извечную усталость
Сбитого дыханья, сгорбившие спины
Перед вершиной угасанья, кретины-старики и думать не могли
О страшной её близости. Должно быть это их и утишает:
Куда бы не держали путь, в тени вершины
Мы, для них она всё выше. Неужто не по силам рассказать
Что тащит их назад и как окончится? Не этой ночью?
Не при посторонних? Или никогда
Не в мерзком, изнанкой вывернутом детстве? О том узнать
Самим нам предстоит тогда.
The Old Fools
What do they think has happened, the old fools,
To make them like this? Do they somehow suppose
It’s more grown-up when your mouth hangs open and drools,
And you keep on pissing yourself, and can’t remember
Who called this morning? Or that, if they only chose,
They could alter things back to when they danced all night,
Or went to their wedding, or sloped arms some September?
Or do they fancy there’s really been no change,
And they’ve always behaved as if they were crippled or tight,
Or sat through days of thin continuous dreaming
Watching the light move? If they don’t (and they can’t), it’s strange;
Why aren’t they screaming?
At death you break up: the bits that were you
Start speeding away from each other for ever
With no one to see. It’s only oblivion, true:
We had it before, but then it was going to end,
And was all the time merging with a unique endeavour
To bring to bloom the million-petalled flower
Of being here. Next time you can’t pretend
There’ll be anything else. And these are the first signs:
Not knowing how, not hearing who, the power
Of choosing gone. Their looks show that they’re for it:
Ash hair, toad hands, prune face dried into lines —
How can they ignore it?
Perhaps being old is having lighted rooms
Inside your head, and people in them, acting
People you know, yet can’t quite name; each looms
Like a deep loss restored, from known doors turning,
Setting down a lamp, smiling from a stair, extracting
A known book from the shelves; or sometimes only
The rooms themselves, chairs and a fire burning,
The blown bush at the window, or the sun’s
Faint friendliness on the wall some lonely
Rain-ceased midsummer evening. That is where they live:
Not here and now, but where all happened once.
This is why they give
An air of baffled absence, trying to be there
Yet being here. For the rooms grow farther, leaving
Incompetent cold, the constant wear and tear
Of taken breath, and them crouching below
Extinction’s alp, the old fools, never perceiving
How near it is. This must be what keeps them quiet:
The peak that stays in view wherever we go
For them is rising ground. Can they never tell
What is dragging them back, and how it will end? Not at night?
Not when the strangers come? Never, throughout
The whole hideous inverted childhood? Well,
We shall find out.