Дома стоят насмерть, а троллейбус трусит вперед,
хотя в старом окне чадит коричневый свет.
Мой ангел, я помню твой яйцеподобный лоб,
когда мы принимали парады планет.
Аванс юных дней внушает гордость, но всякий нимб
тревожная вещь, так как в сущности блеф,
и если нет шанса сравняться в полете с ним,
то надо сравняться в ползанье по земле.
Сегодня в твоем доме клубы сырого пара,
а раньше бывал сухой дым сигарет.
Бельё на балконе глушит звуки бульвара
и, тем более, марши парада планет.
Жил да был в городке целлулоидовый мальчик Кай
под трубные гласы универмажного «Space».
Он был очень прям и честолюбив как трамвай,
и тянул свою шею – ну чисто как эдельвейс!
Он хотел выйти в дамки быстрей чем за восемь ходов.
Вот в чем вопрос – не вопрос, а ответ.
И он пренебрёг – мне не сдержать печальный вздох,
шансом хоть раз принять парады планет.
Он затеял игру в стиле хищных шпионов
и даже прошел три восьмушки пути,
но получил щелчок в нос от центурионов,
да так, что от носа не осталось ноздри.
Каждый отец любит свой галстук, что ж,
прости его, друг, что он бывает ревнив.
Осенний денек так хорош и под деревом ёж,
и воздух хрустит как белый налив.
На скамейке сидит, собой украшая сквер,
старик, положивший палку между штиблет.
Он так же как мы вчера, завтра чует лентяйку смерть,
и сейчас принимает парады планет.
Большое нарушение солидных конвенций
наводит на ум больше чем маникюр.
Я вижу, как мимо грозно люминесцентный,
не трогая шляпы, проходит Сатурн.