Край моря, солнца и песка,
И почвы плодородной
Хранит древнейшую в веках
Быль, ставшую народной:
Как в стародавние года,
В начале всех историй,
Не зная битв за города,
Не зная «евпаторий»,
На этой райской стороне
Хозяйничало племя,
Не помышляя о войне –
Охотилось всё время.
В лесу, где каждый куст – репей,
Деревья – великаны…
Кому-то всё же из зверей
Не избежать капкана.
И птице тоже быть в силках –
Летает недотрогой,
Но кто, когда и в чьих руках?
Не ведомо до срока...
В лесу священный дуб один
Людские знал желанья,
И просьбы эти исполин
Выслушивал в молчаньи.
Лишь в этих зарослях лесных
Людские тропы – редкость.
Охота – дело молодых,
Что воспевает меткость,
Уменье расставлять силки
И укрывать капканы,
Не скажет юность: «Не с руки –
Болят и ноют раны».
И чтя лесов родных закон,
И предков завещанье,
Заготовляли на сезон
Общине пропитанье.
В дремучих и глухих лесах
Охотники старались,
Всегда с добычею в руках
Домой все возвращались.
И племя знало, что порой
Охотника с добычей
Оберегает Дух лесной,
Что Волком всюду рыщет,
В зелёной вотчине своей,
Пренебрегая пищей,
Он, глядя на следы зверей,
Следы людские ищет,
Чтобы воочию узреть
Шаманские заклятья –
Ведь на охоте жизнь и смерть
Близки как будто братья,
А потому и волчий вой
В охотничьих обрядах
Шаман исполнит под луной
В загадочных нарядах.
И этот важный ритуал
Даёт шаману знанья…
Шаман готовился и ждал,
Ждал времени камланья*).
Когда всё племя у костра
Затихнет в ожиданьи,
Тогда шаман, сказав: «Пора!»,
Начнёт петь заклинанье.
И тотчас бубен непростой
Подымет прямо к уху,
И, стукнув в бубен раз, другой.
Начнёт общаться с Духом.
И волком станет выть шаман,
И биться в танце диком,
И, душу погрузив в дурман,
Зайдётся жутким криком.
Всё племя спеленает страх –
Никто не шелохнётся…
И лишь шаман, глядя во мрак,
То воет, то смеётся.
И тайный этот разговор
С великим Духом Волка
Шаман твердит как приговор,
Когда звон бубна смолкнет:
«Всё, что поведал Дух лесной
Покажется вам странным:
Один – забудет путь домой,
Другой – умрёт от раны,
А хлынувший поток дождя,
Приблизит миг прозренья».
И, глядя только на вождя,
Продолжит он с волненьем:
«Мы грязью будем исцелять
Недомоганья, хвори,
А чудо-грязь все станем брать
Из озера у моря.
Так будущее Дух предрёк,
И ждать его не долго,
Но не сказал святой пророк,
Кто лук нацелит в Волка?
А попадёт в Священный Дуб,
Нарушив все запреты.
Кто так безжалостен и глуп? –
Оставил Дух в секрете»...
Вот так закончен ритуал
Великого общенья.
Но то, о чём шаман сказал
Не кануло в забвенье.
И почитая Дух лесной,
И дуб, любя священный,
Гадало племя: «Кто такой
Охотник дерзновенный?»
Но это имя за собой
Оставил Дух в молчании.
Что уготовлено судьбой?
Желают знать заранее:
Охотник юный иль седой,
Не знающие фальши…,
А время, пущенной стрелой
Летит всё дальше, дальше…
И вот два друга, в свой черёд
На поиски добычи
Пошли уверенно вперёд
Дорогою привычной.
До леса – вместе веселей,
Но в зарослях дремучих
Шёл каждый стороной своей,
Чтоб доказать: «Кто лучший?»
В лесу рассчитывать должны
На собственные силы
И дебри будут не страшны –
Так предки их учили.
Советы мудрых стариков
Ещё не позабыты:
Ни вырубать, ни жечь лесов
Просили, как друиды.
Для коих древо – истукан,
Где Дух живёт незримый,
С ним разговаривал шаман –
Он духами хранимый…
Как дуб прекрасен на заре!
Уверенный и крепкий,
И по морщинистой коре
Обвит лианой цепкой.
Могучий древний исполин
Следит за жизнью бренной,
Не обретя людских седин,
Не зная жизни ленной,
Он в небо кроной устремлён,
В подземный мир – корнями,
И связь миров, и связь времён
Хранит в себе веками
Священный дуб. Судьба людей
Зависела от древа:
За рубку сучьев и ветвей
Дуб слал проклятья с гневом.
Так говорил однажды вождь:
«Дуб слышит все желанья,
Через него снисходит дождь,
Как мера воздаянья».
Никто не смел вонзать копьё
Или стрелять из лука
В ствол дуба. Это забытьё
Могло обречь на муку
Хозяина копья, стрелы –
И нет тому спасенья…
Вмиг, жизни прочные узлы
Дух рубит за мгновенья.
Таков охотничий завет –
Легенда и предтеча…
Идут охотники след в след
Идут судьбе навстречу.
Один охотник – добрый Ник,
Старательный и смелый,
Он к лесу с детских лет привык,
Став для друзей примером.
Охотники частенько вслух
Завидовали: «Вроде,
Он как и мы…, но только Дух
Лесной с ним на охоте…».
«Опять терпеть?! Чего мы ждём? –
Шептались возле ели
Соперники, – Всё отберём
И меж собой поделим!»
А Дух лесной – порядка страж,
Всесильный и незримый,
Подумав: «Вот – людская блажь!»,
Куражился над ними:
То – сбросил с древа ветвь в капкан,
То – вёл тропой в болото,
То – спрятал полный стрел колчан…
Какая тут охота?!
Лишь Ника проводив домой,
Вернётся восвояси,
В лес, где деревья и покой,
Где жизнь идёт «без грязи»:
Без преднамеренного зла,
Без козней «человечьих»,
В лес, где древесная смола –
Печаль природы вечной…
Встречала дома Ника мать
С улыбкой доброй феи:
«Вождю, сынок, бы показать
Охотничьи трофеи?!»
И пред вождём Ник разложил
Дары лесного Духа.
«Ник званье «Лучший» заслужил,
Тому – дары порука!», –
Вождь справедливо говорил,
И племя с ним – согласно,
Вождь Нику стрелы подарил…
Но зависть так опасна…
Другой охотник – хитрый Нак
Любил стрелять из лука,
Но всё завидовал: «Никак
Не победить мне друга!
И нет надёжней стрел моих,
И лук – напарник верный,
Но друг в охоте за двоих
Наловит дичи первым.
К нему в силки летит вся дичь,
(Но он не сын шамана!)
Как эту тайну мне постичь?
Быть может – талисманы
Ник носит, спрятав на груди,
Под кожаной одеждой...
Ему меня не провести –
Я всё узнаю прежде.
Потом пойду я в дальний лес,
Дорогою привычной…
Сейчас останусь тайно здесь,
Чтоб завладеть добычей.
Я приведу без колдовства
В негодность все капканы.
И зная тайны воровства,
И магию обмана,
Я оправдаюсь. Мой собрат
Поверит без сомненья,
Что я ни в чём не виноват –
В том воля Провиденья.
Его добычей завладев,
Я первым, лучшим стану,
И торжество, и танцы дев
Устроят мне как хану»,;
Так думал Нак, и сам Шайтан
Шептал ему на ухо:
«Забудь, о чём сказал шаман,
Не верь в лесного Духа»…
Раздумья Нака каждый раз
Сродни мосточкам шатким,
Но только острый волчий глаз
За ним следит украдкой...
О, жалкий Нак! Как он хитёр!
Без совести и чести.
Однажды в праздничный шатёр
К вождю проник для мести:
Он дочь вождя любил. Она
Отвергла злую душу.
«Ну, что ж, расплатишься сполна
Я жизнь твою разрушу!»
И, незаметно подойдя,
Вождю шептал на ухо:
«Вождь, ваша дочка – не дитя,
Мир полон разных слухов:
Она давно имеет связь,
И род свой запятнала», ;
Как будто вместо крови – грязь
Плоть юноши питала.
И в полноликую луну
Обряд свершило племя:
Вождь оборвал свою струну –
Казнил родное семя.
Нак доносил вождю и впредь
Все слухи, все деянья.
Посеяв распри, страх и смерть,
Не знал он наказанья.
Внутри его копилась грязь –
Не отыскать здесь брода
Душе пленённой, что борясь
Ждала свой миг свободы.
Но в крепости из грязных дел
Нак душу запирает.
Бездушный Нак, как прежде смел,
Но жалости не знает…
Он как-то раз, в голодный год,
Украл часть пропитанья,
И, подвергая смерти род,
Обрёк на вымиранье
Всех стариков и всех детей
(Мужчин ещё кормили),
Но плачь и стоны матерей
Его не размягчили,
Не сокрушался никогда
Над бедами соседа –
Для Нака главное – еда,
Другого он не ведал.
Никто не знал его таким –
Нак скрытен и коварен.
Он даже лгал своим родным,
Что был вождём одарен…
Как будто вместо сердца – лёд,
А грязь текла по жила.
Но Нак (как, впрочем, весь народ)
Подвластен высшим силам…
Лес, приютивший двух друзей,
Знал – будет здесь охота,
Но только в тишине своей
Как будто ждал чего-то.
Вот, Ник, расставив по местам
Силки и все капканы,
Ушёл вглубь леса по следам
Отчётливым, но странным...
Нак, по-хозяйски оглядясь,
Себе остался верен:
Он, к лаврам лидера стремясь,
Добыть задумал зверя.
«Большого зверя надо ждать, –
Нак говорит упрямо,–
Не стану времени терять:
Я выкопаю ямы,
И так прикрою их травой,
На дне расставив колья,
Что не заметит Дух лесной,
Такого своеволья».
И вот, истратив много сил,
Нак вырыл только яму –
Ловушку, и одно твердил:
«Я стану самым…, самым!»
Умело яму Нак прикрыл
Ветвями и травою…
На дне, в ловушке «прорастил»
Копьё своей рукою.
Закончив, стрелы взял и лук,
Чтоб испытать их в деле…
Азарт охотничьих наук
Ведёт к заветной цели.
Кругами словно по воде
Расходятся все тропы…
Запутанность ведёт к беде
И здесь бессилен опыт…
Лесную тишь взрывает крик:
Беда кричит иль лихо?
Попался в яму добрый Ник,
Мгновенье – и затих он.
Услышав крик, Нак продолжал
Идти по следу зверя,
Но устрашающий оскал
Увидел он, не веря
Глазам своим: «Так это – Волк!»
Шайтан шептал: «Ты – лучший!»
И, позабыв священный долг,
Свой выстрел сделал лучник.
Но только быстрая стрела
Попала в дуб священный:
Как будто воткнута игла
В мир духов, в мир нетленный.
И в этот миг небесный гром,
Как гнев раздался зычный,
И голос Духа слышен в нём,
Негодовавший лично.
Дух кинул молнию копьём
С небес на землю веско,
Сопроводив её дождём,
Стегавшим Нака резко.
Как будто спала пелена
У Нака с глаз, и сразу
В душе разрушена стена,
И просветлился разум:
«Дождь словно стену сокрушил
Меж мной и миром внешним,
Ох, как я только прежде жил,
Ох, я несчастный грешный.
Кем был я, Духи, до сих пор?
Не гневайтесь, ответьте.
Как смыть с себя всю грязь, позор?
На всё готов – поверьте.
Назад, домой дороги нет,
Раскаянье примите,
Но как на свете добрый след
Оставить, подскажите?»
И этой магией дождя
Свершилось повеленье:
Нак вспомнил племя и вождя,
Прося у всех прощенья.
Услышал всё небесный Дух,
Живущий век от века:
«Ты был к чужим страданьям глух –
В тебе нет Человека.
Отличье ваше от зверей –
В душе и в мудрой речи,
А ты для выгоды своей
Чужую жизнь калечил.
Настал для добрых дел черёд,
В них – шанс на незабвенье…
Кто в грязь твоей души войдёт –
Получит исцеленье,
Когда вся грязь твоей души
(Пусть немощной, ненужной),
Прольётся вечером в тиши,
Став вязкой, грязной лужей.
На дальнем, старом пустыре,
Что солнце опалило,
Там, возле моря, на заре
Свою найдёшь могилу!», –
Закончил Дух. А лес внимал
И видел Нака в горе,
Кто еле слышно прошептал:
«Пойду немедля к морю»…
О, море – водная страна!
Ты – неба отраженье,
Здесь словно с облаков волна
Копирует движенье.
С изящной лёгкостью прибой
Коснётся побережья,
Как будто посланный судьбой
Туда, где не был прежде…
Нак видел волны с пустыря,
Жизнь морем показалась…
Но вот – вечерняя заря
Над морем занималась.
Нак ждал исхода, ждал зари,
К песку приник презренный,
Уснув навеки… Изнутри
Грязь забурлила пеной.
И Духи видели как грязь
До капельки последней
Вся в лужу мутную стеклась –
В ней Нак исчез бесследно.
Душа от тяжести, от мук,
От грязи истощилась,
И, не издав прощальный звук,
Как тело – растворилась…
Ждут соплеменники вестей…
В глазах росла тревога.
Печальный облик матерей
Как будто звал в дорогу.
Но чувствам доверяет мать,
И сердцем слышать может:
«Ох, сына мне пора спасать,
Ведь сердце что-то гложет?!»
В душе и в сердце – не покой
У матери у каждой –
Любовь к дитю их долг святой,
В песках сравнимый с жаждой.
Но вместе не пойдут они –
Мать Ника захворала...
«Как тяжелы без сына дни!», –
Одна другой сказала.
«Искать…Другого нет пути, –
Твердила мать устало, –
И Нака я должна найти
Во что бы то ни стало».
Не стоит сердце упрекать,
Коль чувства ощутимы?
И вот пошла за Наком мать,
Как ходят пилигримы.
Идёт до леса – наугад,
Росою плачут травы,
Их яркой зелени наряд
Был матери по нраву.
В них видит молодость его:
«Он также юн, бессилен...»
Не зная только ничего,
Что на душе носил он.
Вот куст терновника, вцепясь
В одежду – не пускает
Её на поиски. Смеясь,
Она с себя снимает
Шипы, как сотни острых стрел,
Вонзённые усердно,
Как будто куст сказать хотел:
«Там пропадёшь бесследно,
Вернись!». Но мать идёт вперёд,
Твердя и улыбаясь:
«Меня давно сыночек ждёт,
Во мне одной нуждаясь».
Идёт как будто не туда,
Но в сердце нет сомненья –
Ей путеводная звезда
Покажет направленье.
Вот море. Плещется прибой
Вблизи от грязной лужи.
Рыдает мать: «Мой Нак, родной,
Ты мне как воздух нужен!»
И к луже близко подойдя,
Забьётся сердце звоном,
Как будто чувствует: «Дитя!»,
И мать зайдётся стоном.
Услышат Духи этот стон,
(Хотя Нак людям – ворог),
Как ни печально, только он
Для матери был дорог.
О, все стенанья матерей!
В них искренность без меры…
Заговорили Духи с ней,
Признав в ней чувство веры:
«Твой сын всего лишь грязь сейчас –
Как змей был полон яда…»
«Не разлучайте Духи нас,
Дозвольте быть с ним рядом», –
Просила слёзно, как могла,
Мать, любящая сына:
«Дитя своё не сберегла,
И в том моя кручина!»
Дух произнёс: «Да будет так!
Ты лучшего достойна,
О, Мать!» Она звала: «Мой Нак!
Лишь рядом с ним спокойно»,
А эхо, повторив; «Мой Нак!»,
Замрет насторожённо…
Мать растворилась вмиг в слезах
От боли иступленной…
Слезами будто мать собой
Сокроет грязь как сына,
Чтоб не коснулся алчный зной,
Палящий как в пустыне…
В любом, живущем из людей,
Есть важных два начала:
Душа и плоть. Но от зверей
Душа нас отличала.
Душа её, свой сделав шаг,
Вспорхнёт красивой птицей,
Крича над озером: «Нак! Нак!*)»,
Начнёт над ним кружиться.
Утрата матери и боль –
Всё в воду превратились.
Слёз очистительная соль
И грязь – соединились.
Душа «Мой Нак» и плоть «Мой Нак»,
Не знающая гроба,
Сокрыты озером – вот так
В одном «Мойнаки» – оба…
Два дня ещё прошли, как год,
И в племени – волненье.
В унынье видя свой народ,
Вождь огласил решенье,
И соплеменников своих
Утешил вождь словами:
«А кто на поиски двоих
Пойдёт; решайте сами»…
Оставив племя за спиной,
Охотники привычно
Идут известною тропой
До леса, как обычно.
И, зная все места охот,
Идя по следу тихо,
Они без видимых хлопот
Находят в яме Ника.
И вспомнят тотчас: ночь, костёр,
И Духа, вой шамана,
Кто две судьбы как будто стёр,
Ведя всех из тумана,
Незнанья жизни и судеб
По воле заклинаний,
Он людям даровал как хлеб
Частицу высших знаний:
О чём знать смертным не дано
Без тайны посвященья…
Из трав сплетая полотно,
Готовят к погребенью
Собратья Ника, обернув,
Затем и схоронили.
Украдкой, как один, всплакнув,
Они заговорили:
«Сбылось пророчество! Шаман
Сказал нам в день камланья:
«Один из нас умрёт от ран,
Другой – уйдёт в скитанье!
Ник – умер, Нака – не найти…
По воле проведенья,
Должны мы озеро найти,
В нём – сила исцеленья »...
И снова в путь, и снова цель
Охотникам известна.
И каждый (как один) хотел
Найти святое место.
Прошли немало вёрст пути,
Чтоб выйти к побережью.
И озеро из слёз найти,
Дающее надежду
На избавление от мук,
Лежащих в сути хвори,
Где грязь как лекарь или друг,
Спасающий от боли.
Но птица белая, летя
Над озером, кричала,
Как будто бы звала дитя,
Иль скорбно причитала.
Охотник (каждый), затаив
Дыханье, – содрогнётся
От крика птицы, словно жив
Тот Нак, что не вернётся.
«Нак! Нак! – кричит она – Нак! Нак!»,; –
Как будто сердце бьётся.
Крик птицы словно Духа знак
Под небом раздаётся.
Непосвящённым не понять
Подсказок, знаков свыше…
Тут кто-то в бубен стал стучать –
Издалека звук слышен.
Да, это был шаман седой,
Прошедший путь немалый,
И, охраняемый судьбой,
Не выглядел усталым,
Сказав: «Я Духа слышал зов,
Чтоб к озеру явиться.
Я знаю всё, и я готов
Тем знаньем поделиться»….
Как будто книгу чёрных дел
Читал он вслух собратьям:
Как Нак душою зачерствел,
Не убоясь проклятья,
Как нанесла судьба удар –
Достойно зло забвенья,
Лишь дело доброе, как дар,
Пусть помнят поколенья:
«Смотрите, в озеро звезда
С небес слезой упала –
Отныне и на все года
Оно – «Мойнаки» стало».
Так Высший Дух благословил
На добрые свершенья
«Мойнаки», словно говорил:
«Служи всем во спасенье».
Лечебной силою вода
И грязь обогатились.
Им это принесла звезда,
Чтоб люди здесь лечились.
30 августа 2004 г.
© Наталия Белостоцкая