«Что ты бредишь, глазной хрусталик?
Хоть бы сам себя поберег…»
(А. Тарковский)
I
О, сколько раз к тебе я припадал
С надеждой шаткою твоё постигнуть имя!
Прости, но мой талант, как видишь, мал.
И именами странными, чужими
Я называл тебя. Среди дорог
Путь к твоему искал родному дому,
Вдыхал московский, слишком горький смог,
Идя по городу, конечно же, чужому.
II
Да, я боялся и ветров,
И вечного движенья МКАДа,
И поднимался из метро,
Как из мифического ада
Орфей. Я шел на этот свет,
На шум людской неумолимый.
Здесь ничего за мною нет,
Но я учился быть счастливым
Среди отсутствия родства
С людьми, проспектами, домами.
О, Ангел мой, едва-едва
Мы встретимся с тобой. В том храме,
Где обитаешь ты, дела,
Неведомые мне и ныне.
Любовь к тебе меня гнала
В край железнодорожных линий,
Развязок, общежитий и
Людей, что мне родней не стали.
Мне крылья белые твои,
Распахнутые в дни печали
Над безразличною Москвой,
Напоминали о свободе.
Я шел с надеждой за тобой,
Себя ища в чужой природе
Меж встреч коротких и разлук,
И безустанным шумом МКАДа,
Не зная, это адский круг
Иль горнего прообраз града.
III
Я приходил сюда в те дни,
Когда бенгальские огни
В руках твоих сгорали.
Я не видал печали
Всех прочих будних долгих дней,
Твоих несбыточных затей,
Всего однообразья.
Я видел только праздник.
И так ходил я по домам
И улыбался их огням,
Их дружному веселью.
За вьюгой и метелью
Мне виделся их теплый свет.
Я оставлял недолгий след
На снежности дорожной.
Как был я осторожен.
И потреблял, как хлеб и соль,
Я мира праздничную голь,
И жил дареным счастьем,
Сам не являясь частью
Твоих забот, твоих идей,
Я был одним лишь из гостей,
На празднованьи скором.
Без ссор и без раздоров
Я уходил к себе домой.
Над городами, над землей
Кружили снег метели...
В домах огни горели.
IV
Отсюда направо, я помню, Арбат.
Я, кажется, часто шутил невпопад,
За столиком сидя шатучим:
—«Темнеют и хмурятся тучи!
Наверное, шепчет погода: пора
По маленькой выпить, да пусть и с утра,
Мы что ж, не артисты, ей Богу?»
А день уходил понемногу,
И в сумрак осенний сходила Москва.
Какие могу предъявить я права
На это мгновенье, скажи-ка?
Тебе это может и дико,
Но я приходил в это место как в храм!
Пускай я наивен, как та детвора,
Что слева на детской площадке.
(В провинции более падки
На всякого рода святые места).
За мною, ты знаешь, одна пустота,
Лишь ветер дорожный, не боле.
А мне все шатучий тот столик
Казался похожим на жертвенный стол,
И кофе я ставил как свечку и в пол
С молитвой хотел поклониться,
И ваши знакомые лица
Светились из окон яснее икон.
Но все мне казалось, что я отлучен
От церкви, и нету мне места
Среди вашей рати небесной,
Что я согрешил и, шутя невпопад,
Я будто прощенья просил наугад
У каждого встречного брата.
А ветер холодный с Арбата
Летел вдоль ограды и грузных домов,
И здесь, обретая недолгий свой кров,
Средь бури житейского моря
Стоял я как странник в притворе.
V
Небо сегодня под стать
Серому небу столицы.
Я не хочу тосковать,
Пусть забываются лица,
Пусть забываются дни
Мыслей больных и напрасных.
Ты мне покой возврати,
Боже, спаси от соблазнов.
Я не вернусь, не вернусь.
Рельсы, развязки, дороги,
Странствия сирость и грусть,
Вечно чужие пороги.
Я уезжаю, прости.
Больше томленья не надо.
Как повелось, проводи
Шумом вечернего МКАДа.
VI
Последний день московский прожит.
Когда я шел по Поварской,
Тогда казалось мне, быть может,
Прильну к тебе, хранитель мой.
Московский ангел безымянный,
Раскрывший белых два крыла,
Смотри, мой верный, долгожданный,
На скорбные мои дела.
На неприкаянность провинций,
На неприятие столиц,
На ожиданий вереницу
С бескомпромисностью границ.
Смотри, как в час вечерний летний
К себе я возвращусь домой,
Любви мой ангел безответный,
Простимся навсегда с тобой.
P.S
Всё меньше с каждым годом мне
Движенья надобно и слова,
И кажется порой, что вне
Всего людского с некой новой
Любовью я вернусь в твой град,
И не останется меж нами
Непониманья и преград,
Как меж душой и Богом в храме.