В последние дни много делюсь очень личным. Рыба где-то в Море Чудовищ, но я давно думала, что я сплю где-то на дне, а наверху зима, и все стучатся сквозь лёд с переменным успехом. А тут просто Рыба, что ей лёд, она плавает и легко понимает мою погружённость.
Женщина и 40 кошек
Блог Между Ног. Третий сезон, эпизод десятый. Море.
Ты поступила самым лучшим образом. Что может быть правильнее в начале пандемии, чем влюбиться? В этот момент мы проходим мимо искренне улыбающегося нам над главным входом театра Русская Антреприза Андрея Миронова по совершенно пустой и солнечной улице. Не знаю, как так вышло, но за все годы в Петербурге, я ни разу не был в этом районе в пасмурную погоду. Андрей Миронов вновь смотрит на нас на этот раз с угловой вывески. Гулявшие до того только под локоток, что ощущалось несколько странно: я коротышка, она выше меня, с необычной, чуть подпрыгивающей походкой, более пружинистой, если в кроссовках, чуть более плавной на каблуках. Гулявшие до того под локоток, мы впервые держимся за руки и мне чуть проще выбрать одну из своих походок, чтобы не одёргивать случайно этот её пружинистый шаг. Скажи, тебя не смущает, что мы говорим о моих любовниках? Нет, с чего бы? Во-первых, мне нравишься ты, и я знаю, кто ты. Такую я тебя встретил. Во-вторых, помнишь тот разговор на подоконнике, когда ты начала рассказывать о планах на вечер и дальше. И вдруг осеклась, как провалилась. Я хочу говорить с тобой. Я люблю говорить с тобой. И если что-то переполняет тебя, и хочется рассказать, это лучше, чем чувствовать вот эти провалы, умолчания. Говори мне ровно столько, чтобы разговор был, как вода, с внутренними течениями, с водоворотами. Но без порогов, без обрывов. Понимаешь? Да. А ещё я очень люблю смотреть на влюблённых людей.
Это то, что я сказал вслух. Было и то, что я сам умолчал. А именно то, что не только привык, но и нашёл определённое удовольствие от того факта, что в меня невозможно влюбиться, и моя тяга к влюблённым - это желание рассматривать вблизи то, чего я не испытаю на себе. Нет-нет, это не жалоба! Жаловаться мне не на что. Мной увлекаются, меня хотят, приезжают из другого города, чтобы затащить в постель, обо мне заботятся, иногда даже любят. Меня выбирают. Никогда не влюбляются. В том литературном значении одержимости, когда готов делать глупости и рисковать ради возможности провести ещё одну минуту наедине. Так было всегда. И всегда я провожал близкого мне человека от нашей встречи до момента, когда случится это. Так было с бывшей женой, которая, как начала преподавать в Академии, потеряла голову сначала от лаборанта, а после от студента. Так было с Докторшей, гулявшей со мной в конце прошлой весны по ночным крышам, целовавшей меня в лесу уходящих в небо колонн Невской ратуши. А после влюбившейся в своего наставника, помогавшего ей кивками и перемигиваниями (чтобы не травмировать психику роженицы) впервые зашивать промежность. Так было и с Александрой Фёдоровной, встретившей своего философа-анархиста, отчего её постоянные посты-жалобы в соцсетях, о депрессии, детских травмах, панических атаках, гнёте патриархата и проблемах по женской части, неожиданно сменились потоком текстов про то, как спокойно и благостно лежать на коленях любимого человека. Философ-анархист. Они расстались на почве разногласий о переезде в Афины и перед самым началом волны общественного негодования по делу запытанных полицией анархистов, которым припаяли создание террористической ячейки и дали на семерых восемьдесят шесть лет. Не берусь даже предположить, какую смесь чувств она испытывала, когда звонила мне, отлучённому от всех её активистских планов и стратегий по причине старорежимной ревности её левого философа, звонила теперь, чтобы я помог ей разработать акцию по делу Сети [запрещённой в России террористической организации], и битый час мы, как некогда, не выползая из постели, теперь лишь по громкой связи, придумывали, как можно было бы стать молоточком, день за днём, восемнадцать лет напоминать обществу, что такое быть в изоляции, отрезанному от мира. Как напоминать о том, о чём мы с ней не имеем ни малейшего представления. Восемнадцать лет. Наше с ней общение уже никогда не станет прежним.
На Рождественских каникулах, когда я с ума сходил во Пскове от безделья и отсутствия хоть каких-то близких контактов, и мучал бесконечными ночными переписками местный радиус приложения для знакомств, в одной из таких бесед, сформулировал, что для меня есть полиамория. Возможность не отказываться от близких людей только потому, что когда-то у вас что-то было или тянет друг к другу до сих пор. Очищать своё окружение от людей из прошлого - прекрасно! Но только потому, что вам стало не по пути. А не потому, что вы ближе, чем могут быть люди в одежде. Не потому, что вы можете сутки провести вместе, не нуждаясь в каких бы то ни было разговорах. Даже если безумно влюблены в кого-то другого. Полиамория - это возможность не терять любимых. Так я потерял Лисёнка, отказавшись от неё лишь из-за беспочвенной ревности жены. Мы снова начали общаться на той встрече выпускников, когда за вечер я пропил заложенное в ломбард обручальное. И теперь иногда летом я приезжаю с сыном к ней на дачу. Наши дети играют в песочнице, мы говорим о какой-то чепухе. И никогда уже не молчим о важном. Но и Лисёнок, на первом курсе, когда мы только познакомились, была до безумия влюблена в одного красавчика.
Мне действительно нравится, теперь, через много лет, через принятие очевидного, через знакомство с другой формой отношений, нравится, что никто никогда в меня не влюблялся. Я смотрю на Николая и его девушку, на их православно-католический союз, на их полную погруженность друг в друга, их уже больше года непрекращающуюся одержимость друг другом, смотрю и радуюсь всем сердцем. Но себе такого не желаю. Мне достаточно своих влюблённостей, односторонних.
После прогулки мы, тщательно вымыв руки, идём в кухню к фильтру с водой, на дне которого лежит бесформенный астероид серебра. Пойдём в комнату. Подожди, я хочу внимательно рассмотреть детские фото твоего мужа. Семейные фотографии в рамках развешены по всей кухне.
Детские фото персонажей моего возраста и старше - ещё ценность. Уже серебро, не то что фото моей матери в пелёнках, или даже - есть в архиве совсем маленький дед. Но ещё ценность. А вот тысячи фотоснимков моего сына - действительно тысячи, во множественном числе тысячи - забивают теперь облачные хранилища, перелистываются бывшей раз в год, чтобы парочку лучших отправить мне в мессенджере.
Двадцать второго марта мелкому исполнилось пять лет. С праздниками у него вообще не клеится. Ровно год назад, прямо из-за стола с тортом и гостями, мы уехали с ним в инфекционный бокс на карантин. Ветрянка. В этот раз не было больницы. Но и гостей тоже. Никого. Даже его мать лежала у себя с температурой. Показал ему кое-какие карточные фокусы. На какие хватает коротких пальцев. Совсем не фотографировались. У меня есть одна любимая фотография с сыном. На даче у Лисёнка. На берегу Финского залива. Я веду его вдоль берега за руку. Мы совсем маленькие. Силуэты. Впереди с камешками играет его подруга. Но её не сразу разглядишь. Я тяну его, чтобы быть рядом к обоим мелким, потому что все остальные взрослые где-то там, откуда снимали, а я слежу, чтобы они не промочили ноги. И ветер. На этой фотографии много ветра.
Мелкому стабильно нравятся девушки, которых я выбираю. Либо он настолько дружелюбен, либо наши вкусы настолько совпадают. Докторша ему особенно запала в сердце. Она написала мне недавно, мол, давай кофе выпьем. Не то, чтобы совсем нельзя было выдумать причин, почему вдруг, через год молчания, будучи в отношениях она вдруг пишет мне. Во-первых, работая акушером-гинекологом и заканчивая переквалификацию на психолога-сексопатолога, а по факту уже практикуя со сложными пациентами с проблемами на стыке гинекологии и психопатологии, она погрузилась в мир секс-блогеров, стала читать Машу Чеснокову, переехавшую из Донецка, бывшую сначала мама-блогером и только потом открывшую свой канал по обзору игрушек, практик для взрослых, а также детских книг по секспросвету. И в какой-то момент, когда мой маленький канал с рисунками стал появляться в том числе в историях Чесноковой, Докторша несколько удивилась. Но узнал я об этом из-за во-вторых. Как и за два года до нашей с ней весны, Докторша, уходя в отношения, удаляет не только страницу в приложении для знакомств, но и аккаунты в мессенджерах, привязанные, видимо, к какому-то специальному свободному телефону. А тут вдруг Телеграм оповещает меня о том, что к тому - старому номеру - вновь подключен аккаунт. Поприветствовал. Слово за слово. Да, я люблю тебя. Для меня это значит, что ты всегда можешь попросить о помощи или просто прийти и посидеть рядом. Даже со своим новым. Это не имеет значения и ни к чему не обязывает. Просто в городе есть небезразличный к тебе человек. К тебе и ещё к нескольким немногим.
Встретились шестнадцатого марта на фудкорте Василеостровского рынка. За день до последнего живого массового мероприятия, которое мне удалось посетить. Ты раньше был на Василеостровском рынке? Нет. Как тебе? Прилавок с морскими ежами и прочими дарами моря бесподобен. Во время поедания хумуса, обсуждали, что происходит с анальным отверстием, когда часть кишки, пораженной раком, удаляют, и кал выводится через искусственное отверстие в животе. А также, как при этом люди строят свою сексуальную жизнь, и насколько это влияет на вагинальный контакт. Анальное отверстие, к слову, закупоривается. Ни войти ни выйти. Договорились, что двадцать пятого приду к ней на уроки танцев, делать зарисовки.
После того, как двадцать второго отпраздновал с сыном его пятилетие, оставил его у своей бабушки, его прабабушки, и уехал работать. Обратно меня уже не пустили.
Алло! Привет. Придёшь завтра к нам на танцы? Прости, малыш. За себя я не боюсь, но мне надо периодически завозить продукты бабушке с мелким. А если они узнают, что я посетил какое-то публичное мероприятие, то и через дверь перестанут от меня пакеты с едой принимать. Бабушка совсем на измене, очень умереть боится, так что забаррикадировалась и сидит. Понимаю, что нет разницы между тем, что я для неё по трём разным супермаркетам бегаю в поисках имбиря, стоит ей услышать от подруг, что имбирь помогает, и тем, что я бы сходил к вам. Но ей так спокойнее, а это главное.
Мотаться приходилось не только за имбирём. За содой - ещё один народный рецепт от подружек. Закупить всего того, что есть в достатке дополнительно, так как по слухам введут полный карантин, и я не смогу к ним приехать, вплоть до уголовки за выход далее, чем на сто метров от дома. Кстати, прописан-то я у бывшей, в квартире, которую ей с малым оставил. Хм… Перед дверями квартиры укутываюсь с головой в шарф. Звоню. Щелкает затвор замка. Несколько секунд паузы. Открываю дверь, ставлю пакеты через порог, не переступая. Из-за угла выглядывает мелкий. Папа! Папа! Привет, мой хороший. Бабушкина рука крепко держит его, чтобы не вырвался. Там в пакете тортик - это мама тебе передала. Обещал бывшей купить и соврать.
Вторая бабушка - во Пскове - так и не перевела дополнительную часть пенсии на карточку, а прописана здесь. Получил. Вечером переведу. Спасибо, а то совсем деньги кончились. Перезванивает. Не переводи. Звонил Егор. Можешь подъехать ему эти деньги отдать? Какого чёрта я буду отдавать твою пенсию тридцатилетнему мужику, когда он сам на днях получил свою пенсию по дурке? Он мне сказал, что не получил. Ты же знаешь, что врёт! У меня всё есть, отдай Егору.
Ты не боишься? - спрашивает меня друг, относящийся к карантину в свои тридцать, как моя бабушка в её семьдесят семь. Не думаю об этом. Есть моя зона ответственности: сделать так, чтобы бабушка не шлялась в поисках сраного имбиря. И не боялась. Вот и вся реальность. Рыба в море чудовищ.
Единственное, о чём я не рассказывал никому, это завтраки. Последние отблески тепла перед тем, как уйти глубоко под воду. Завтраки на Петроградке. Доехать в пустом вагоне. Прогуляться мимо навечно улыбчивого Андрея Миронова по пустой солнечной улице. Посидеть с ней, когда ещё можно было, в уютной кофейне в стиле лофт. После того, как кофейню закрыли, прийти со сладким к ней домой. Выпить чаю. Рассматривать комиксы или детские фото её гражданского мужа, который сейчас в Москве. Обсуждать масляную пастель, и выкрашивать палитру мелков или что угодно ещё, простое и человеческое. Без всех этих истерик. Потом снова прогуляться до метро. Она поедет к тому, в кого так сильно сейчас влюблена, к своему Чёрному Человеку, как она его называет. И мне это нравится в ней. Люблю смотреть на влюблённых. Да и что может быть правильнее в начале пандемии, чем влюбиться?
В первый раз я оказался в их квартире восемнадцатого марта. Лежу. Весь в чёрном. Чёрная водолазка, чёрные спортивки. Обнимаю её. Скрежет дверного замка. Это Кот. Входит муж, моментально, оказавшись в комнате, сбрасывает с себя всю одежду. Одновременно в сторону и лениво-игриво спрашивает: а чего вы не трахаетесь? Запрыгивает на кровать. Лежим. Голый он. В нижнем белье она. В чёрном я.
Тридцатого марта она наконец уговорила Кота вернуться из Москвы.
Тридцать первого в Петербурге ввели полный карантин. Хорошо, что успел закупить бабушке и мелкому пару мешков продуктов.