Не новое, но захотелось показать.
Как написал мне один автор - "Писалось на коленке за пять минут")))
Марина Зейтц и Мила Тихонова
Марина
Жужжат ли мухи, падая в компот,
Слоится ль день, как торт наполеонов,
Все это скука! Но она пройдет
Возьми перо, строчи, назло законам.
Поэта тело не берет недуг.
Оно в наркозе вешних дуновений,
Проснись и ты, впишись в заветный круг
Алчащих славы, али ты – не гений?!
Словесный торт повдоль и поперек
Изрежь ножом рифмованных созвучий.
Восстал от сна забывчивый сурок,
Подснежник лист воздел над снежной кручей.
Мила
подснежник лист воздел, но он опал -
увы, мороз случился этой ночью.
луны округлой ласковый опал
глядит в окно, морозом озабочен.
и вот - весна, однако, холода,
и время печь торты-наполеоны -
на кухне хорошо и теплота
повеет от духовки раскалённой.
писать стихов не хочется никак -
внутри, наверно, что-то поломалось.
и карандаш ломается в руках,
и слов всё нет, или совсем уж малость.
но вот - весна, подснежники цветут,
и тает всё, что досе не успело...
студентки на филфаки в институт
несут своё рассыпчатое тело,
и там они по всем законам рифм
напишут о весне десятки строчек.
а мне листать до утра словари
и строить стих из чёрных многоточек.............
Марина
увы, мороз случился этой ночью!
Я рисовала ирис на листе
бумаги акварельной. Озабочен
был кот - ловец заманчивых вестей,
что доносила форточка до носа,
до бархатной округлости ушей.
А ирис получался криво, косо…
Шершавились следы карандашей.
Студентки шли, старушки и матроны
И сыпал дождь на головы. И град!
Тела их были сложносочиненны
из меха и нейлоновых преград.
А кто-то ирис нес – в толпе синея,
как лик весны, но скрылся во дворах.
И снова дождь крупу сырую сеял
в сердцах застывших, в суетных умах.
Совало солнце в тучки тонкий пальчик,
и как маршрутки, фыркали коты…
Весна приходит так, а не иначе -
Топча пятой замерзшие цветы.
Мила
Топча пятой замёрзшие цветы,
Проходит некто, ликом так неясен,
Что не понять – быть может, это ты,
О, мой Апрель, рассказчик новых басен,
О том, что я, прелестной стрекозой
Так отплясала и отпела лето,
Что вот теперь, распухшей железой
Плачу за то, а так же – и за это.
За всё, в чём был и не был виноват
Прошедший май, июнь, июль и дале…
Последний снег, на нём цветок измят,
Разорван на отдельные детали.
И так подробна эта простота,
В которой изощрённое искусство,
Так нежен ирис в линиях листа,
Так светел день, но отчего ж так грустно?
Кто март чеканил ледяным резцом,
Ссыпая в горсть звенящие осколки?
Всё тот же некто, с пасмурным лицом,
Запрятавший в стогу мои иголки.
Внезапно приходящий по ночам,
Распорядитель снов, писатель писем…
Заглядывает в окна глазом лисьим
И остужает мой горячий чай.
Марина
луны округлой ласковый опал
в окно гляделся, блики расточая.
Но лишь холодный свет в стекле не спал,
Другое все стекало невзначай. Я
Лиловый опоясала халат
Тесьмой крученой, с нитью золотистой
И мысль моя крутилась невпопад
Так вертятся усталые артисты,
Трапеций жертвы, узники лонжи,
Забывшие, где купол, где арена…
Я путалась в полах лиловой лжи,
Затягивая правду в нежный плен. И
Луна, так одобрительно смотря,
Рукоплескала мне, катясь овалом,
По клеточкам немым календаря,
Что, новую, меня не узнавала.
Мила
Затягивая правду в нежный плен,
Муаром лжи прорехи маскируя,
На самом первом солнечном тепле
Замёрзну так, как будто на ветру я,
Придерживая невесомый шёлк
Лиловостью струящийся из пальцев,
Подумаю о том, как хорошо
Натянут ветром небосвод на пяльцы
Округлых окоёмов. Облака
И чуть заметный след инверсионный,
Легли узором. Вышивка легка,
Недолговечна, там свои законы,
Которые пока диктует март,
Лиловым шёлком обвивая ноги…
Халат трепещет, словно он штандарт,
Весёлых войск на мартовской дороге.
Марина
глядит в окно, морозом озабочен
двойник. Он сумрачно влюблен
в скупые знаки черных многоточий,
в бесследно уходящий зимний сон.
Ему надежней было в белых слепках
Искать черты забытого лица.
Он расчертил мишени – бейте метко,
Теперь вы сможете прицелиться!
Здесь, вместо точек – яблоко раздора,
И полетят огрызки - с криком «пли!»
Под скрип колес станцует Айседора
Последний танец гибельной любви.
Плодов запретных целые корзины
За сущие копейки раздадут.
Морозно! Это снова выпал иней,
украсив дней холодных череду.
Я в двойника не целюсь – было! Было…
Стреляли – и умелее, чем я.
Ах, черт возьми – как снег лежит красиво
На складках шали псевдо-бытия.
Мила
На складках шали псевдо-бытия
Узор судьбы подобием мишени –
Двойник, в тебя ли снова целюсь я?
Ответа нет. Молчанье совершенней,
Чем все слова любви и нелюбви,
Чем все часы и встречи, и невстречи…
Хотя бы эхом тихим отзовись,
Чтоб сил хватило больше не перечить
Самой себе. Мой призрачный двойник,
Мой серый ангел, время пятой стражи…
Луны овал к стеклу окна приник,
И лунный свет страшит и будоражит,
И понуждает вновь тебе писать
Бессчётных строк ненужные страницы.
О чём-то снова шепчут голоса –
Прислушаться? Поближе наклониться?
И, может быть услышать, наконец,
И может быть, воочию увидеть –
Двойной свечи мерцание в окне,
Двойной поток струящихся флюидов…
О, мой двойник, не знающий о том,
Что мел Судьбы нам выдал предсказанье
Одно двоим. Топча цветы пятой,
Смеётся дождь с апрельскими глазами.
Марина
И время печь торты-наполеоны
Подкралось незаметно. О, мой бог!
Я, каблучком поправ судьбы законы,
К тебе стремлюсь, на мартовский пирог.
И пусть моя походка эфемерна,
А шарф скрывает плечи – до ушей,
Я съем кусок ванильный непременно,
Внемля докладам звездных атташе
О том, что взрывы в космосе – все чаще,
А после них к земле летят дожди:
Девятый дождь - последний. Кот гулящий
Под ним промок, и ты домой иди.
Доеден торт, шампанское застыло
Бойцом без крошки пороха, в углу…
Скрипя зубами, вечер льет уныло
Блатной мотив – как пальцем по стеклу.
В наполеонах нет душе спасенья,
Разбит отряд пехоты, и теперь
Мы будем ждать апреля, воскресенья,
А там и май – откроет в лето дверь!
Мила
Девятый дождь – последний… Круг девятый
Не так печален, как девятый дождь.
Ах, мой двойник, писатель мой завзятый,
Ты снова воскрешаешь время «До».
Из марта увлекаешь в день февральский,
Не отводя своих февральских глаз…
Гулящий кот зажёг огонь бенгальский
Своих зрачков, и юркнул в узкий лаз,
Где, каблучком поправ судьбы законы,
Я грунтовала для портрета холст.
И был портрет подобием иконы,
И стул простой смотрелся, как престол…
В зеркальной глади, в глади зазеркалья,
Где отраженья так заплетены –
Не разорвать. Ах, мой двойник, как жаль, я
Там вижу отражение стены,
Где на рассвете строчки расстреляют
За то, что не сумели тайны скрыть,
За то, что всё поёт душа больная
Про старый дом, про старые дворы,
Про двойника, потерянного где-то,
Когда-то… Не припомнить – где, когда…
В лиловый шёлк молчание одето,
В лиловый дождь одеты города.
Вся жизнь у двойников – закон омерты,
Велит молчать о чувствах, о былом.
Но, как мне быть – молчанье хуже смерти,
Ужасней, чем железом о стекло.
2017 год