Имя на поэтической поверке. Яков Козловский

Лев Баскин
     В 1925-1991 годах выходили художественные и публицистические брошюры в серии «Библиотека «Огонёк»» - как приложение к журналу «Огонёк».

  Приложение к журналу «Огонёк» было еженедельным, и продавалась отдельно от журнала, их выпуск не прерывался даже во время войны.

  На обложке брошюры, страниц из 30-ти, было изображено: орден Ленина, фотография автора и название произведения, и название издательства - «Правда».

В «Библиотеке «Огонёк»» и в журнале печатались писатели, ставшие гордостью русской и советской литературы: 

Михаил Зощенко, Александр Твардовский, Илья Ильф и Евгений Петров, Алексей Толстой, Владимир Маяковский, Исаак Бабель, Людмила Татьяничева, Наум Коржавин, Юлия Друнина, Борис Слуцкий, Сергей  Островой и другие…

До перестройки,  часто и  охотно, покупал в газетных киосках брошюру «Библиотека «Огонька»».

 С перестройкой издания прекратилась, а в 2008 году – возобновилось и закончилось. Очень жаль ликвидации популярного, довоенного, издания советского периода.

Недавно у себя, среди книжного обилия печатной продукции того века, увидел две брошюры: со стихами поэта-фронтовика Якова Козловского, 1-ая - «Как в молодости дальней» -1981 год,2-ая - «Пожарная лошадь»-1989 год.

Стихотворения о военной поре, поэта-фронтовика Якова Козловского произвели на меня неизгладимое впечатление.

Сразу видишь, написано человеком, прошедшим дороги войны, терявший однополчан, получавший сам тяжёлые ранения и контузии:

«Баллада о преодолении земного притяжения».

День на смену полумраку
Занялся, кровоточа,
Лейтенант хрипит:
                - В атаку! –
Автомат сорвав с плеча.

Он недавно прибыл в роту:
Прежние в земле лежат,
На смертельную работу
Поднимавшие  солдат.

Должен,
      превратясь в мишень , я
Встать, как жизнь не прекословь.
Мы земное притяженье
Преодолеваем вновь.

Жив останешься – две меры
Выдаст водки старшина.
А убитым –
            из фанеры
Всем  на круг – звезда одна.

Яков Абрамович Козловский, известный поэт-фронтовик, переводчик, родился 29 июля 1921 года в городе Истра Московской области.

 Биографические данные об этом замечательном поэте скупы.

 Окончил десятилетку в 1939 году и был призван в ряды Красной Армии.

 Служил на западной границе – по реке Сан, правый приток Вислы, протекающей по Львовской области и Польше – Подкарпатское воеводство.

С началом Великой Отечественной войны – младший командир 136-го полка 97-ой стрелковой дивизии, с 1942 года литсотрудник газеты «Красное знамя» 28-ой армии.
 Был дважды ранен, в 1943 году тяжело, уволен из армии, по ранению, осенью 1944 года. С 1944 года член ВКП (б).

Известно, что свои первые стихи Яков Козловский опубликовал в 1941 году.

В 1944 году капитан Яков Козловский пришёл на костылях в Литературный институт, который окончил в 1949 году.

Это как раз был тот год, когда в стране развернулась и была в разгаре «борьба с космополитизмом»,  и мечту о собственных публикациях пришлось забыть, потому что пресловутая «пятая графа» в послевоенную пору мешала выходу к широкому читателю.

Многие поэты, не имея доступа к печатным изданиям, вынуждены были «кормиться» переводами с языков народов СССР,и Яков Козловский, как и многие евреи-литераторы в то время, взялся за переводы акынов и поэтов Кавказа.

В его переводах печатались стихи Гамзата  Цадасы, Кайсына Кулиева,А. Шомахова, Д.Мамедова, А. Ковусова, Р.Рашидова и многих других, чьи имена давно забыты.

Исключение – аварец Расул Гамзатов, бывший настоящим поэтом, с которым Яков Абрамович учился в одно время в Литературном институте и с тех пор поддерживал дружеские отношения.

   Однажды поэт Расул Гамзатов сказал о поэте Якове Козловском:
 «Он меня переводит так, что потом, когда я переведу его обратно на аварский, получится совсем другое стихотворение – гораздо лучше, чем у меня…».

    Возможно, великий аварец слегка лукавил, однако, его фраза по сути своей мудра и верна.

  Русскоязычный читатель узнал о прекрасных поэтах Грузии, Армении, Азербайджана, Дагестана, Кабардино-Балкарии, благодаря усилиям мастеров перевода и собственно отличных советских  поэтов – от Бориса Пастернака до Ильи Сельвинского, от Якова Козловского до Беллы Ахмадулиной, Наума Гребнева и Якова Хелемского.

  Песни популярных отечественных композиторов на слова Расула Гамзатова, соавтором которых можно считать и Якова Козловского, облетели весь Союз, многие из них и в новом веке на слуху – «Матери», «Боюсь». «Любовью к женщине», «Долалай», «Только тот мужчина»…

Уникальную книжку детских стихов выпустил в 1965 году Яков Козловский, под названием « О словах разнообразных - одинаковых, но разных», издательство «Детская литература», 18-ть страниц.

Вот несколько стихотворений  из этой детской книжки:

       «Брысь!»

Однажды кот подкрался к попугаю:
«Сейчас тебя я, братец, попугаю…»
Но попугай из клетки крикнул:
                - Брысь! –
Что серый кот, здесь убежала б рысь!

       ***
Нёс медведь, шагая к рынку,
На продажу мёду крынку.
Вдруг на мишку – вот напасть –
Осы вздумали напасть!
Мишка с армией осиной
Дрался вырванной осиной.
Мог ли в ярость он не впасть,
Если осы лезли в пасть,
Жалили куда попало,
Им за это и попало.

       «Загадка».

Когда барбос бывает незабудкою?
Ответ:
Тогда, когда стоит он не за будкою.

       ***

КОсит косец, а зайчишка косИт,
ТрУсит трусишка, а ослик трусИт.

  Создатель гимна России, поэт Сергей Михалков, так высказался об этой детской книжке Якова Козловского:

 «Основой для создания этого весёлого произведения послужило богатство русского языка и русской речи.

   Вся книжка – волшебная игра в слова. Не думаешь о том, что рифмы свежи, что строки энергичны и отточены.

 Мастерство - то и создаёт иллюзию того, что стихи родились в весёлой игре, между прочим, и открыли трогательный мир взаимоотношений букв и слов.

 Ум и весёлость для Якова Козловского – не цель, это как бы атмосфера его стихов, остроумных без претензии. По-моему его книжка доставит радость читателям».

  В 1975 году у Якова Козловского вышла ещё одна детская книжка: «Прежде кумекай, потом кукарекай».

Вот одно из стихотворений, из этой книжки:

«Учёный кот, или о пользе знания иностранных языков».

Все чердаки, обойдя и задворки,
Кот возвратился, лишь выглянул день.
И увидел он, что спряталась в норке
Мышка, мелькнув, словно серая тень.
«Ах, ты играть со мной вздумала в прятки!»
Замер поблизости кот неспроста.
Мышь усмехнулась:
«Всё те же порядки,
Так поступал ещё прадед кота».
Дом в тишину погружён был, однако
В комнате вдруг у соседней стены
Громко залаяла чья-то собака
И не осталось клочка тишины.
Мышка решила, что дрогнувший в драке,
Через порог в приоткрытую дверь
Кот убежал от свирепой собаки
И безопасна прогулка теперь.
Глупую мышку учёный - пройдоха
Съел и, присев на ковёр – пуховик,
Гордо подумал:
«А всё же неплохо
Знать хоть один иностранный язык!».

Напечатать же свои, взрослые стихи, в годы перестройки, Якову Козловскому удалось только на 71-ом году жизни, «Библиотека «Огонёк» »  -прежних лет  не в счёт, в миниатюрном однотомнике «Разноплемённая молва» - 1992 год, московского АО «Книга и бизнес».

Примерно половина книги – оригинальные стихотворения, но последнее стихотворение, дальше которого идут два раздела переводов, стоит привести целиком:

«Маршак сказал однажды так,
Как мог сказать один Маршак:
- Я переводчик на Руси
И словом дорожу
Но я, в отличье от такси,
Не всех перевожу».

Яков Абрамович Козловский, за свой ратный труд и вклад в развитие российской словесности был награждён:

  - орден «Отечественной войны» - 1-ой степени.
  - медаль «За боевые заслуги»
  - медаль «За оборону Сталинграда»
  - медаль «За победу над Германией»
  - орден «Знак Почёта»

   Престижные премии:
  - имени Сулеймана Стальского-1972 год.
  - имени Николая Тихонова-1982 год.
  - премия СП РСФСР – 1985 год.
  - премия «Поэзия» -2000 год.

  За успешную переводческую деятельность Яков Козловский, в 1960 году был удостоен звания Заслуженного деятеля искусств Дагестанской АССР.

 Яков Козловский был членом правления СП РСФСР с 1985 года и СП СССР до 1991 года, членом Высшего творческого совета СП России с 1994 года, членом редколлегии газеты «Лит Евразия» с 1999 года.

  Скончался Яков Абрамович Козловский 1-го июня 2001 года, не дожив почти 2-а  месяцев,  до 80-ти лет.

  Похоронен на Химкинском кладбище Москвы.

  На памятнике из красного мрамора выбито: Поэт Яков Козловский 1921-2001.
И четверостишие из его стихотворения:

«Всякий раз, бывая на кладбище,
Убеждаться рок мне положил,
Что душа
          возвышенней и чище
У родных становится могил».

На светлую память о поэте-фронтовике, Якове Абрамовиче Козловском, нам читателям остались его замечательные стихи и отличные переводы произведений с языков народов СССР.
То, что стихотворения Якова Козловского заслуживают нашего внимания и читательского интереса, можно убедиться, в разделе:

Из поэтического наследия Якова Козловского.

     «Лермонтов».

С дворцовых каменных карнизов
Слетает снег, как белый прах.
И государю послан вызов
В уже подследственных стихах.

Царя страшит крамола эта,
И высочайший есть указ
О том, чтоб дерзкого корнета
Сослали тотчас на Кавказ.

А он хоть завтра в перестрелку,
Хоть в кандалы, на эшафот,
Но только с совестью на сделку –
Казни иль милуй – не пойдёт…

Три тыщи вёрст до Петербурга,
Конь полудикий под седлом.
Летит в горах и хлещет бурка
В седое облако крылом.

Опасен путь, крута дорога.
Лети, скакун, лети, лети!
На свете сделать можно много
И не дожив до тридцати.


«К вершинам устремясь…».

К вершинам устремясь,
Летим  на холм с холма.
Дорога – словно вязь
Грузинского письма.

Под небом этих мест,
Тому немало лет,
Как  с лучшей из невест
Венчался наш поэт.

Являла добрый нрав,
Прекрасна и нежна,
Его женою став,
 Грузинская княжна.

Но вскоре весть летит,
Пред нею застя свет:
Он в Персии убит,
Посол наш и поэт.

Шептала вновь и вновь,
Когда за гробом шла:
- Зачем, моя любовь,
Тебя пережила?

Шестнадцать было ей
В день свадьбы роковой,
Но до скончанья дней
Осталася вдовой.

Мы платим, не скупясь,
Дань горю от ума…
Дорога – словно вязь
Грузинского письма.


«Памяти Михаила Луконина».

Свидетельствуют верные приметы,
Что составляют с памятных времён
В России –
            божьей  милостью поэты
Интернациональный батальон.

И ты, мой друг,
                познав печали меру.
Не моден, а лишь только знаменит,
Был смел, как подобает офицеру,
Был честен, как поэту надлежит.

Испытанный огнём девятибалльным,
Ты мог бы,
             свой благословив удел,
За Грецию погибнуть, словно Байрон,
Идти, как Лорка, гордо на расстрел.

Ещё вздыхают женщины, которых
И нежил ты и мучил под луной,
А вечность вновь на полку сыплет порох,
Внеся тебя в свой список именной.

И нам, как прежде, в схватку подниматься
Повелевает времени приказ.
Должны погибнуть мы или прорваться,
И нет другого выхода у нас

       ***

Не знает командир мой полковой
С майорскою звездою на погонах,
Кто из солдат есть нации, какой
В его на смерть ходивших батальонах.

А пятый пункт? В полку такого нет.
Как нету, впрочем, и самих анкет.
В того, кто предложил бы их майору,
Клянусь, он разрядил бы пистолет.

А недруг наш превозносить горазд
Германской крови избранность, но скоро
В бою столицу собственную сдаст,
Безумье, окупив ценой позора.

«Запрещённая охота».

В степи, куда не подступи,
Пора окота,
Но запрещённая в степи
 Идёт охота.

Сайгаки мчат во весь опор
Сквозь бездну мрака,
А сзади скорости мотор
Сосёт из бака.

«Слепи их фарами, слепи!
Держи правее!»
И двух стволов гремит в степи
Залп, багровея.

Оглох шофёр, осоловел,
Крутя баранку.
И проклинает свой удел,
Как лихоманку.

И ошалело на педаль
Он жмёт всё прытче,
Хотя в очах его печаль
Древнее притчи.

Осатанел он не к добру,
Шофёр-молчальник:
«Зазря грех на душу беру
С тобой, начальник!

Не попади! Не попади!
Забудь свежину…»
А егерь дрыхнет и, поди,
Вновь пьян в дымину.

«Случилось это в Киеве».

Горилки вдоволь выхлестав
И доверяя челяди,
Затмившие антихристов,
Разбойничают нелюди.

Занятие не новое,
Но собственного облика.
И поднялось багровое
Над Бабьим Яром облако.

Подумала игуменья:
«Отступницей не стану я.
А выдадут врагу меня –
Самой-то что? Я старая»,

Привычно пахнет ладаном,
Где слышится моление:
«Еврейкам, мною спрятанным,
Пошли, Господь, спасение».

Она уставу следует,
Монашек исповедует.

Одна явилась давеча:
- ОЙ, матушка, ой, верите,
Боюсь я. Вдруг, пытаючи,
О всём прознают нелюди.

- Ступай! Молись, негожая,
И знай, слуга церковная:
Мария, матерь божия, -
Сестра евреям кровная…

И в клобуке, как в кивере,
Ей в очи грозно глянула…
Случилось это в Киеве,
Когда война нагрянула.


«Завещание пожарника Чернобыльской АЭС».

Судьбу не кляни, молодая жена,
И воле моей оставайся верна:
Подземные воды и корни деревьев
Ныне спасти от меня ты должна.

Падучую в небе я вижу звезду
И так, как написано мне на роду,
В свинцовом гробу ты меня похоронишь:
Тело моё излучает беду.

«Мельница».

К мельнице старой ходила гулять
Девочка прошлой весною,
Парню, позволив себя обнимать
И целовать под луною.

Мальчика в стужу, она родила,
Неназванная женою.
Ветреной девочка эта была,
А мельница ветряною.

Слово соседки пришлось ко двору,
Предсказывать баба умелица:
Ты не печалься и знай, что к добру,
Всё перемелется, всё перемелется.

         ***

Наполнили чаши: - Какую берёшь?
В той - горькая правда, здесь - сладкая ложь, -
Был молод, и выбрал я ту, что сладка,
И мне, чтоб погибнуть, хватило глотка.



       «Две судьбы».


Бабы девку корили: - Гулёна! –
Мать в слезах призывала к стыду,
Но в ответ улыбалась Алёна:
- Погуляю и замуж пойду!

А Наталью хвалили: - Вот лада!
Не чета вертихвостке иной.
Подберёт себе мужа что надо
И завидною станет женой.

Погуляла Алёна немало,
Но своё не сломало житьё,
Замуж выскочив, матерью стала,
Муж пылинки сдувает с неё.

Кто радел ей на хорах небесных,
Кто радел на просторах земных?
А Наталья всё ходит в невестах,
Тайно плачет на свадьбах чужих.

                ***

Всякий раз, бывая на кладбище,
Убеждаться рок мне положил,
Что душа возвышенней и чище
У родных становится могил.

Тесен стал погост,
                где с мамой рядом
Мой отец и ненаглядный сын.
Что со мной они,
                поведать рад им
Видя их наперекор годин.

И молюсь я призрачной надежде
Волей вспоминанья своего:
- Воскреси их, Господи, но прежде
Вопроси – желают ли того?

        ***

Ты меня расспросами не мучай,
Быть могла ль моя судьба иной?
Как у всех – она лишь частный случай,
Предопределённый под луной.

Мне твоей не разрешить задачи,
Самому понять, превыше сил,
Почему вот так, а не иначе
Поступал я, думал, говорил.

«Мы за церквушкой деревенской».

Мы за церквушкой деревенскою,
У тихой рощи на краю
Хороним Лёльку Воскресенскую,
Погибшую в ночном бою.

Она лежит, не легендарная,
Смежив ресницы, как во сне,
А рядом сумка санитарная
С бинтом багровым на ремне.

Свод неба вместе с луной долькою
Туманным залит молоком,
Полковник, стоя перед Лёлькою,
Слезу стирает кулаком.

Своё забывший положение,
Седой, выдавший смерть не раз,
«Прощай» ли шепчет иль прощения
У Лёльки просит в этот час?

А мне бы плакать в одиночестве
Весь день сегодня напролёт…
К торжественной готовясь почести,
Винтовки зарядил мой взвод.

Женат полковник и, наверное,
Не знает он, лихой в бою,
Что хороню я нынче первую
Любовь мою.