(Из моей поэмы "Победоносец":
5 стихов о войне...)
ДОТ
У лесной опушки
Слышен зов кукушки:
Для кого года считает-
И сама того не знает.
Но весенний портит вид –
Старый дот в лесу стоит.
Охраняет тех ребят,
Что у стен его лежат.
Их кукушка не встречала
И годком не привечала.
Здесь зимой лежат снега –
Не ступала и нога!
Дот как шапкою укрыт
И медведем мирно спит.
А весной, когда очнулся,
Дот умылся, отряхнулся
И, как прежде, убежден:
У ребят рассветный сон.
И все ждет, когда проснутся,
В речке бодро окунутся
И прикроют эту дверь,
Что полвека без петель.
Да прогонят сквозняки,
Что приходят от реки.
А потом чайку попьют
И беспечно запоют
Про печурку и огонь,
Про землянку и гармонь.
«Поднимайтесь ка, ребята!
Ну и сон сморил солдата!».
А кукушка на суку
Выдает свое « ку-ку!».
Начал дот ее считать,
Сбился – снова начинать?
«И куда я так спешу?
Ладно, завтра разбужу!».
Рокот слышен глуховато –
Гром еще далековато.
И опять, как в тишину,
Дот уходит на войну.
Огоньки в печурке глохнут,
А над ней обмотки сохнут.
Тот, повыше, засмеется,
А постарше – улыбнется
И достанет свой кисет,
Где давно махорки нет.
И уводят разговоры
Либо в поле, либо в горы,
Где они до дота жили
И края свои любили.
Много дот о них узнал-
Словно сам там побывал.
Про поля и горы пели –
Даже доту надоели:
«Их, того гляди, убьют,
А они опять поют!».
Не поймет такого дот
И в зевоте морщит рот.
Амбразуры прикрывает
И тихонько засыпает…
Снится доту всякий год –
Осень водит хоровод:
Щедро красками шалит,
Либо золотом сорит.
Или вот мазнет багрянцем
И ручей покроет глянцем.
А потом секли осколки,
Налетали с воем волки.
Был удар, как динамит,-
До сих пор колпак гудит.
И особенно в грозу
Высекает дождь слезу.
Дот качался и стонал,
Но незыблемо стоял!
«Вот вам, гады, не достать!»-
И еще что- то про мать
Тот, повыше, прокричал.
Улыбнулся и упал.
А постарше засмеялся:
« Разве я один остался?
Ну куда же прете, воры,
За моей спиною горы!».
До утра они сражались,
Так у дота и остались.
Как последний их оплот,
Не ушел с позиций дот!
* * *
ПИСЬМО
Далеко в чужом краю,
Ну, а где – не говорю,
Под звездою он лежит
И родней давно забыт.
Где-то были мама, дед,
Но и их растаял след.
Только совесть не молчит:
Как бы жил, не будь убит?
Вот письмо, что он писал,
Правда, так и не послал.
Но пронзает толщу лет
Запоздалый тот привет.
«Добрый день, мамуля, дед,
Принимайте мой привет!
У меня без изменений:
Жив-здоров и нет ранений.
Над окопом тишина,
В небе ясная луна.
Вот и близится рассвет,
А команды так и нет.
Можно мирно покурить,
С вами вновь поговорить.
Вот фашиста разобьем
И домой совсем придем.
К баньке бревен накатал,
Будет сруб, как обещал.
Крышу, дед, пока не крой-
Сам возьмусь, придя домой.
Мам, тетрадку за божницей
Заложи ка рукавицей:
Я туда стихи писал-
Как бы кто не прочитал!
А Егорка как придет,
Дай с порога поворот:
Он просил мою гармонь,
Ты ее, смотри, не тронь!
Вот как с фронта ворочусь -
На баяне научусь.
Ну, а вдарю по басам -
Сам гармонь ему отдам…».
Что еще хотел сказать?
Нам об этом не узнать:
Мина грохнула вблизи-
Лист валяется в грязи.
Хорошо, его подняли
И с бойцом не закопали.
…Вот и кончилась война -
Пораздали ордена.
Кто живой - домой вернули,
Ну, а мертвых помянули.
Так он баньку не срубил,
Крышу с дедом не покрыл,
По басам не ударял
И стихов не дописал.
Мы потери не считали,
Не людей - миры теряли,
Что нас делали добрей,
И богаче, и сильней.
Как без этого прожить,
Если вновь не возродить,
Не вернуть, как те мгновенья,
Из другого измеренья?
Вот он любит и творит,
На посту в ночи стоит,
Со звездою говорит,
С нами он… Не будь убит!
* * *
ПОДЛОДКА
О тебе не вспоминаю,
Потому как мало знаю.
Просто дядя мой родной
Был на флоте старшиной.
На подводной лодке жил,
В море транспорты топил.
Орден Ленина имел,
Да вот выжить не сумел.
Вот и все о нем, что знаю,
Потому не вспоминаю.
Скуповат такой зачин…
Но ведь это чей-то сын!
А с годами все больней
За потери матерей.
И однажды – Бог ты мой!
Вот он, дядя. И живой!
Он в отсеке своей лодки,
Без штормовки и пилотки.
Тонной давит глубина
И бездонна тишина.
Сверху крейсер, рядом ад.
А они на дне лежат.
Вот грохочет новый взрыв,
Вентиль лопнул, как нарыв,
И, как близкая беда,
Звонко капает вода.
Что за мысли в этот миг
И куда девался крик?
Жизнь и смерть в одно мгновенье
Как единое явленье
С дядей рядышком стоят
И с него не сводят взгляд.
А вода все прибывает,
Переборка проседает.
Жизнь одна тебе дана:
Делай выбор, старшина!
Можно кинуться наверх,
Но за люком - вечный грех:
Лодка следом захлебнется,
И никто уж не спасется…
Ну, а если здесь притих-
Шансы будут у других.
Сын Геннадий, мамы лик-
Все промчалось в этот миг.
«Что ж, короткий выпал век!» -
И задраил свой отсек.
Полетит в деревню весть
(А у слухов крылья есть!):
У Ириньи средний сын
Не вернулся из глубин!
Он ведь был, как мы с тобой.
Но ушел. А ты - живой…
Все минует, спора нет.
Но Иринья много лет
Всякий вечер, видит Бог,
Выходила за порог.
Белый повязав платок,
Все глядела на восток,
Руку вскинув у бровей:
Не видать ли сыновей?
* * *
Чайка реет неспеша,
В ней- матросская душа!
И причалит, дайте срок,
В воду брошенный венок...
* * *
ТАНКИСТ
Открываю чистый лист:
Что писать на нем? Танкист!
Сразу бьет болванка звонко-
Берегите перепонки!
В шлемофоне пыль и пот,
Но командуют: «Вперед!».
Танк рванулся, словно конь,
Сразу бьет болванка звонко-
Берегите перепонки!
В шлемофоне пыль и пот,
Но командуют: «Вперед!».
Танк рванулся, словно конь,
Грязь и копоть, кровь и вонь.
Вот траншею он утюжит,
Пушку смял, в окопе кружит…
Теснота, удушье, жар,
Снова выстрел – и пожар!
«Экипажу - в нижний люк,
А иначе, слышь, каюк!».
И поймут ребята в раз
Командира тот приказ!
Это «слышь» - его присловье,
Тут не спутаешь злословье.
Танк рванулся и затих,
Бой продолжится без них.
А сидели в нем когда-то
Деревенские ребята,
Что с вечорки шли домой,
Но озленные войной.
Был в колхозе тракторист,
А теперь в бою – танкист,
Хоть другая тут броня
И иная бороня…
Словом, жить желаешь тихо-
Не буди в народе лихо!
Потому-то мой танкист
Покидает чистый лист.
* * *
Санбат, он думал раньше - рай:
Уж точно не передний край!
Лежи себе, спи впрок, танкист –
Как ангел свеж, побрит и чист…
Но здесь повязки отдирай,
Червей из раны выскребай,
Махорка, утка, костыли,
И, как бинты, несчетны дни.
Сосед в бреду одно и то ж,
А ты опять идешь под нож:
- Ну что, сестренка, все молчишь?
Жить буду, нет?- скажи ка, слышь.
- Вот чудак, придет черед,
Все до свадьбы заживет!
Над тобою вижу зонт:
Подлатаем - и на фронт!
* * *
Той декабрьскою порой
Тверь засыпало пургой.
И дома притихли в ряд -
В оккупации не спят!
Только что там? Чей-то крик,
Вспышка, выстрел,
В тот же миг -
Танк по городу летит,
На борту звезда горит!
И с пути броней сметает,
Тех, кто прочь не убегает.
Вот он пушку раздавил,
Будку башней зацепил,
Где беспечный часовой
Поплатился головой.
Впереди - понтонный мост,
Перед ним серьезный пост.
Это, братцы, не конец:
Не сдается молодец!
- Вася, что там впереди?
Слышь, под башню наводи!
Танк весь город миновал
И на пьедестале стал .(1)
А потом опять бои,
Где чужие, где свои?
Как истертые портянки,
У него менялись танки.
Ну, а путь всего один:
По Европе - на Берлин!
Так что парень молодой,
Но с седою головой…
И вернулся ведь домой:
Обгорелый, но живой!
Той сестрички крепок зонт:
Подлатают – и на фронт.
…Ну, а ныне мой танкист,
Как и прежде, слышь, тракторист!
______
(1) В Твери установлен памятник легендарному экипажу танка Т-34 Степана Горобца, который в декабре 1941 промчался с боями по занятому фашистами областному центру Калинин.
_______________
* * *
ПИЛОТ
В тишине, среди болот
Мирно тонет самолет.
Носом мерит глубину,
А крылом задел сосну.
Пусть и хилая сосенка,
Да не выдала сестренка!
Это, братцы, не подлодка
И уж вовсе не селедка.
Боевой ведь «ястребок»,
Что летать, как сокол, мог:
У пилота цвет петлиц –
Небо, синее для птиц!
Только где же сам пилот?
Вот как начался полет.
…Утро туманом прикрыто.
Но в нем - золотистый сверчок:
На свору стальных «Мессершмитов»
Пикирует наш «Ястребок»!
(На базу пилот возвращался,
А тут – чужаки под тобой!
Не трусил, не ждал, не терялся,
И штопором ринулся в бой).
Привычно от солнца заходит,
Врагу затрудняя прицел.
И сам перекрестье наводит
В того, что по курсу летел.
«Да кто ты, родимый, откуда? –
Пехота сама не своя:-
Да разве случается чудо?
Напрасна затея твоя!».
Но струсил противник, похоже,
Про бомбы забыл «Мессершмит»,
От стаи отбился - и что же?
«Ребята, да он же горит!».
А летчик наш, как лучший друг,
Над полем боя сделал круг.
Но баки, видимо, пусты
И «Ястребок» с небес – в кусты!
Пилот и тут остался крут –
Над ним раскрылся парашют.
* * *
Болота высохли давно.
И вот однажды, как в кино,
Вернул торфяник самолет,
Закончив прерванный полет. (1)
(Документы изучали -
Как и где тут наступали.
Да полетов выдан ход:
Не иголка – самолет!).
А пилот куда пропал?
Просто дальше воевал.
И глядит с его петлиц
Небо, синее для птиц!
* * *
В наших селах вдоль дорог
Обелисков облик строг:
Охраняя братский ряд,
Замер бронзовый солдат.
День Победы всякий год
Собирает тут народ.
Пионеров помню взгляд,
Алых галстуков парад.
Горн призывно запоет,
Барабанов ждут черед.
И заплачет инвалид,
У ограды что стоит.
Костыли – не видно ног.
Вынет носовой платок,
Глухо звякнут ордена,
Да, как пепел, седина.
А на ромбиках петлиц -
Небо, синее для птиц!
* * *
Костыли, а он летает,
В небе птицу обгоняет,
Боевой запас считает
И друзей не забывает…
Для него весенний гром-
Самолет качнул крылом!
________
(1) На территории Тверской области в последней четверти 20 в., как сообщалось в местной прессе, отряды поисковиков обнаружили в заболоченной местности Пеновского и Андреапольского районов несколько советских самолетов, которые были сбиты и затонули там в ходе боев. Эти извлеченные из болот свидетели минувших сражений стали музейными экспонатами, нашей исторической памятью.
__________
* * *
Историю я что-то не пойму -
Как плугом, перепахивают даты.
И вот уже не мы прошли войну –
То были украинские солдаты!
Россию обвиняют черт те в чем,
Бандеровцев приветствует Европа,
И входит похоронкой в каждый дом
Былое братство нашего окопа.
Поляки не дарили нам цветы,
А вышли выпить водочки к солдатам:
Что звездочки на танках, что кресты-
До фени им, они не виноваты!
Но есть у справедливости венец:
Не надо нам от них иной награды-
Спасибо, что признали, наконец,
В Освенциме свободе были рады!