В захудалой корчме толковал с ямщиком
о дорогах, о жизни, о бабах.
Он сикеру хлебал, запивал молоком,
а меня не прельщал её запах.
Я ему говорю: Эй, бездумный старик,
как же ты доберёшься до дома?
Он, грызя от рыбца жирноватый плавник,
отвечал, что дорога знакома.
А четыре версты для него не предел,
если рядом голубушка Бурка.
Вот она-то его довезёт в свой удел,
что на западе от Петербурга.
Там в лачуге убогой старуха и дочь,
ожидают гостинцев столичных.
А за дверью корчмы глубочайшая ночь,
старику вяжет нерв подъязычный.
Он немного привстал, пошатнулся, присел
и заснул, словно был на ночлеге.
Я на плечи взвалил старика как сумел
и понёс к одиночной телеге.
Долго нам улыбалась бесстыжая ночь
под раскатистый храп стариковский
А в убогой лачуге старуха и дочь
встречи ждут и гостинцев отцовских.
У околицы Бурку пустил, сам пешком
возвращался к корчме по ухабам,
вспоминая ночной разговор с ямщиком
о дорогах, о жизни, о бабах.