Василий Семёнович обладал вредным характером. Старики частенько бывают несносными,особенно, когда нарушается жизненный уклад, когда меняется привычный распорядок. Вот такие изменения настигли его уже в почтенном возрасте…
Во-первых, он оказался без любимой работы. Средства для существования были, конечно, да и много ли ему нужно? Он остался без любимого дела… Его просто напросто забыли… Василий Семёнович был обыкновенным домовым, когда-то после курсов его отправили в тесную городскую квартиру. Осмотревшись, он выбрал для себя место жительства и решил спрятаться в глубине новенького, сверкающего лаком пианино. Как выяснилось, у него был абсолютный музыкальный слух, и он погрузился в мир музыки. Музыка занимала всё его время. Маленькая хозяйка сначала играла неуверенно, робко, но настолько трепетно, что он прощал ей любую фальшь. Когда она забывала ноты, и музыка прерывалась, он неслышно подпевал ей, и тонкие пальчики уверенно подхватывали мелодию. За всё время, пока девочка училась, инструмент ни разу не расстроился. Звук его был чист и точен. Особенно любил Василий Семёнович вальсы Штрауса.
Но прошло несколько лет, девочка уехала. И про инструмент просто забыли. Иногда его протирали от пыли. Иногда кто-нибудь трогал пальцем клавиши. Хранитель сразу же просыпался, он думал, что вернулась хозяйка, но это просто кто-то равнодушно трогал клавиши. И тогда музыкальный домовой расстроил инструмент, захандрил, махнул на себя рукой и уже перестал надеяться на счастье…
А однажды случилось странное. Хранитель инструмента очнулся от тряски, его гордость, его детище какие-то люди взяли и куда-то понесли. Он даже не успел выпрыгнуть и оказался в каком-то загородном доме.
К инструменту подошёл настройщик, подтянул струны и инструмент зазвучал так же, как и много лет назад. Но новая ученица не была столь трепетной и усидчивой, и чувствовалось, что музыканта из неё не получится никогда. Тогда домовой опять расстроил инструмент…
Началось великое противостояние. Инструмент регулярно выходил из строя. И его также регулярно ремонтировали. В то время, когда девочка садилась к инструменту, с него слетали ноты. С грохотом падала крышка. Сидя на крышке, Василий Семёнович дирижировал хором из кошки и собаки. Кошка не пела, а только поднимала хвост и рвала когтями обивку стула, а маленький рыжий шпиц выл настолько самозабвенно, что заниматься было совершенно невозможно. Но расстроенный инструмент опять настраивали, собаку и кошку отправляли гулять, и девочка продолжала терзать инструмент. И инструмент ей отвечал со всей своей интеллигентной ненавистью. Западали клавиши. Что-то рассыхалось. В нём появлялись мыши. Упорные хозяева его снова и снова ремонтировали.
Как-то девочка в очередной раз попыталась побороть инструмент. Ноты совершили свой полёт, и нотный листок, покачиваясь, опустился на пол. Шпиц привычно исполнил серенаду. После него с сольным выступлением вышла кошка, исполнила какую-то совершенно дикую арию. Затем лопнула струна, и запала педаль. Домовой резвился от души. В разгар веселья ему на голову упала огромная солёная капля. Сквозь клавиши к нему на голову просочилась слезинка девочки. Она рыдала. Она плакала от обиды и бессилия и оттого, что у неё ничего не получается, а научиться играть очень хотелось. Она плакала и от того, что у неё всё время ломается инструмент. Рядом с девочкой присел папа, который с треском и шумом захлопнул крышку пианино, и домовой услышал рассерженный мужской голос.
- Не плачь! Ну, если не получается и не хочешь… Да не буду я тебя больше мучить. А старьё это вывезу завтра на помойку. Всё равно его исправить никто не может…
Девочка в слезах ушла, и Василия Семёновича оставили в покое. Два дня к инструменту никто не подходил. Шпиц равнодушно рявкнул на домового и попытался пометить территорию. Кошка лениво проходила мимо. Девочка забыла о своём сопернике. И Василий Семёнович обеспокоился. Он пару раз хлопнул крышкой. Сбросил ноты… И их никто не поднял, они так и остались лежать за инструментом. Прошла неделя. Инструмент и вредный старик маялись бездельем…
А ночью обитателей дома разбудила музыка. Старое пианино играло само по себе. Клавиши не двигались, крышка была закрытой, но все слышали чудесный вальс Штрауса. Шпиц восторженно крутился возле инструмента и в кои-то веки не выл. Он просто восторженно смотрел на пианино. Кошка довольно мурчала, а девочка с изумлением слушала своё старое с потёртыми боками пианино, с потускневшей полировкой и трещинками на крышке.
На следующий день, робко подняв крышку инструмента, девочка неуверенно тронула клавиши… И остановилась в ожидании подвоха. Василий Семёнович, заглядывая в те старые и хорошо знакомые ноты, подпел… И музыка наполнила дом своими звуками, ещё робкими и неуверенными. А домовой сидел, улыбался, и с удовольствием ловил на себе восхищённый взгляд кошки.
(с) Сергей Сергеевич Серёгин