Я вынимаю из тела
чистого, светлого бога,
и шариком розовым в небо
бросаю его от порога.
Я знаю, что там ему место,
туда смотрят церкви и храмы,
а в теле моём ему тесно,
там только обиды, да, раны.
Но я не ищу оправданий,
ведь это итог моей жизни,
и я непростое созданье,
я ветхий зовет коммунизма.
Я верный адепт послушанья,
я в кожу втирал пот и слёзы,
молился на герб с урожаем,
читал акафист красной прозы.
Я видел, как строилось чудо,
я рядом стоял с транспарантом,
там был Иисус и Иуда,
и даже диктатор Уганды.
Там были великие цели
манящие к свету сознанье,
к воде из ключей панацеи,
берущих исток в созиданье.
Там были великие люди,
их голос звучал повсеместно,
их разум был соткан из судеб,
что строили мост через бездну.
Мне нравилось ползать на брюхе,
впиваться в работу руками,
и я обожал эти муки,
и в скуке мечтал вечерами.
Мне чудилось как из-под сердца,
у солнечного сплетенья,
как будто бы утра предтеча
рождалось великое время.
И вроде бы всё получилось,
история жертв оправдалась,
но солнце под стол закатилось,
и время моё поломалось,
и хлеб из тюремного теста,
и копоть, и сажа каверны,
и плач погребального места,
и ядерный взрыв эпидермы.
Теперь вынимаю из тела
я чистого, светлого бога,
и шариком розовым в небо
бросаю его от порога.