Я шла поодаль от обочины дороги. Можно сказать, по сельскому выгону, месту, где сельские жители пасли домашних животных. За таким выгоном стояли дома. Одно хозяйство от другого было отделено заборчиком из штакетника либо плетнём. За домами дворы и огороды, а ещё дальше виднелся лес.
- Волшебное местечко, - думала я, с любопытством разглядывая местность.
Был летний солнечный день. Небо, словно бездонное с плавающими по нему белоснежными облаками. Выгон в зелёных травах и жёлтых цветах. Кое-где высокие раскидистые деревья. Под одним таким деревом на скамеечке сидела старушка, а метрах в пяти от неё паслись козочки, привязанные к колышкам, в наличие водопоя для них в землю было врыто деревянное корыто, наполненное водой из колодца. Рядом со старушкой лежала, вытянув лапы, дворняжка., которая слушала, что время от времени говорила ей хозяйка, но не от скуки, а так, чтобы только не молчать. Около возвышалась кучка рогоза, из которого искусно плелась корзинка. Шагах в пятидесяти - шестидесяти от старушки мальчики шумно играли в футбол, старательно забивая голы в ворота не только ногами, но и каждый стремился забить гол головой.
По другую сторону дороги был точно такой же зелёный выгон, на котором паслись, как я заметила, козочки и телята, привязанные к колышкам, и в стороне от них девочки сидели на ковриках ручной работы, что-то вышивали на лоскутах в пяльцах, спокойно о чём-то беседуя. Когда дома кончились, передо мной была всё та же
дорога, от обочин которой простиралась та же яркая зелень, но теперь в белых и розовых цветах вперемешку с жёлтыми.
Иду медленно, не останавливаясь, и вспоминаю о русских писателях Иване Бунине и Иване Тургеневе, которые свои произведения посвятили красоте лугов и полевых цветов. Находилась я здесь не случайно. Совсем недавно закончила институт и шла по направлению роно к месту своей будущей работы. По дороге двигались машины, могла бы проголосовать, чтобы остановить и доехать, но идти пешей было интересно.
Краски неба, травы и цветов создали атмосферу уюта и близости с природой. Я восхищалась, любуясь их красотой.
2
Метрах в пятистах от первого селения началось новое. Мне встретился местный почтальон с большой чёрной сумкой на плече. Я вежливо его остановила.
- Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, это что за селение?
- Вы прошли Песковатку, а это Никольские Выселки.
- А школа отсюда далеко?
- Здесь всё близко: и школа, и медпункт, и сельсовет. А то длинное здание - наш клуб. Можно посмотреть вечером кино или художественную самодеятельность учителей. Здесь же, в клубе проходят собрания и лекции. Рассказывая о достопримечательностях села, почтальон с любопытством смотрел на меня.
- Вы к нам с лекцией или по другому вопросу? Клуб днём открыт:
работает библиотека.
- В школу на работу учителем, - откровенно поделилась я своей заботой, но тут же догадалась, что это моё откровение скоро станет новостью для всех жителей села. Начнутся толки, откуда и какая, и не секрет, что они большего захотят узнать обо мне.
- А школа через два дома от клуба. Не останавливаясь, шла к школе. Вскоре меня нагнали две девочки. «Сельские дети, - пронеслось в моей голове, - молодость, наше будущее.» Их ясные лица расплывались в улыбках. Я услышала голос одной. Он зазвенел подобно прозрачному ключу, чистой водой которого путники мечтают без конца утолять жажду:
- Здравствуйте! А Вы к нам? Учить нас будете? По какому предмету? Мы проводим Вас к школе. Нам о Вас почтальон сказал.
- Спасибо, - ответила я и подумала, что новость не заставила себя ждать. Как в «Ревизоре» Гоголя: к нам едет, но только не ревизор, а учительница. – Как вас величать? – спросила девочек.
- Я, Зоя Клюева, моя мама Мария Васильевна учит биологии, а папа – учитель начальных классов. А это моя подруга Люда Ильина.
Вот и школа! - Помолчав несколько секунд, Зоя сказала:
- А Вам «до свидания». Девочки остановились, а я пошла к зданию, выложенному из красного кирпича более высокому, чем сельские дома. Школа по периметру обнесена зелёным заборчиком из штакетника, за которым стояли раскидистые яблони с ещё зелёными плодами, но довольно крупными. К крыльцу школы вела широкая дорожка, по сторонам которой росли акации. Крыльцо, деревянное и низкое, чисто вымыто. Всё увиденное сразу произвело приятное впечатление. И я поверила в сегодняшний день и в завтрашний, была убеждена, что жизнь наша развивается, и я отдам силам жизни все мои профессиональные возможности и неодолимую страсть настоящему делу.
3
По длинному коридору я подошла к двери, которую распахнул мужчина, лет тридцати пяти. С первого взгляда он показался мне похожим на поэта Маяковского. Высокий, кареглазый, элегантный. Гладко выбритый, в отутюженном светлом костюме. Красоту его наружности придавал галстук. Он поприветствовал меня, улыбаясь по-мальчишески застенчиво. Эту улыбку я заметила сразу и ответила тоже улыбкой, доброй и спокойной. Мы зашли в небольшой кабинет. Он сел за стол, на котором были разложены бумаги, я - напротив.
- Вот прибыла на работу, - подавая направление и, приняв серьёзное выражение лица, объяснила я.
-А мы Вас ждали, - ответил он и, посмотрев в документ, добавил,
- Ольга Николаевна. А я - Николай Васильевич – хозяин этой школы,
то бишь директор. Чувствуйте себя как дома. Коллектив здесь небольшой и добрый, так что милости просим. Сейчас Зинаида Ивановна проводит Вас на квартиру, где Ольгу Николаевну давно нетерпеливо ждут. Он позвал по имени и отчеству техничку школы в открытую дверь, и та тут же появилась, очевидно, из классной комнаты, находящейся рядом с кабинетом директора, где она делала уборку.
Квартира для меня оказалась в доме через дорогу наискосок почти напротив школы. Меня встретила женщина, лет шестидесяти, полная, с добрым страдальческим лицом. Этой весной она похоронила мужа, умершего от сердечного приступа, и осталась в доме одна. Детей у неё не было. Мы познакомились. Себя я назвала Олей, а она представилась тётей Нюрой. Через красивую мастерски застеклённую веранду мы вошли в полутёмную прихожую, где единственным из мебели стоял у стены диван. От двери веранды, через которую мы зашли, я заметила напротив ещё две двери. Одна из них была дверь в чулан, другая во двор. Направо дверь, обшитая дерматином, вела в комнаты. Мы зашли в нехитрое жилище. Сначала в комнату с перегородкой из высокого шкафа, продолжением которого была ситцевая цветастая занавеска. За шкафом и занавеской - кухня. Комнату, в которую мы вошли, я бы назвала прихожей, но тётя Нюра сказала, что это столовая и
что здесь мы будем кушать, а я готовиться к работе: писать, читать и проверять тетради за столом у окна. Потом вошли в большую залу, которая служила и спальней. Аккуратно убранные голубыми покрывалами две кровати стояли у стен с ковриками.
-Я их люблю, - сказала тётя Нюра, указывая рукой на коврики. – Они из Германии, Володя привёз после службы. Самого теперь нет, а коврики остались. Я подтвердила, что они красивые, хотя я с трудом владела собой, чтобы не засмеяться. В верхнем углу коврика амур держит лук, готовясь пустить стрелу в группу молодых людей: девушек и юношей, увлечённо танцующих под экзотическими деревьями. По периметру коврика яркие цветы. На коврике у кровати, которая предназначена мне, изображён коварный муж, держащий над молодым человеком кинжал. В стороне женщина, обхватив руками дерево, смотрела на них в ужасе и страхе. В моей голове промелькнула мысль, что мне придётся спать в страхе от подобного сюжета, и я заулыбалась от этой
глупой мысли. Между окнами - диван под голубым чехлом. В углу от моей кровати к дивану загораживал угол комнаты зеркальный трёхстворчатый шифоньер. Пол украшали домотканые дорожки.
Тётя Нюра сказала мне, чтобы я из города везла свои вещи и книги и каждую неделю свежий городской хлеб, так как на воскресный день я буду уезжать домой. Остальные продукты в селе есть, если не в магазине, то всё можно купить у жителей села.
- И не забывай, Оля, что, кроме твоей мамы, теперь есть у тебя и я. Возвращайся скорей. Я тебя буду ждать. Мне одной скучно, - напутствовала она меня, когда я собралась в обратный путь на попутной машине.
4
Первый урок я провела солнечным сентябрьским утром. В просторном, недавно отремонтированном помещении школы, три высоких окна выходили на двор, их стёкла пропускали в класс потоки яркого весёлого света. Против учительского стола стояли двухместные парты по пяти в ряд, а всего было три ряда.
В восьмом классе шумно, хотя учащихся было около двадцати.
- Нам нужно познакомиться, - сказала я, и начала перекличку, несмотря на весёлость детей. Шум быстро погасился. Я представила им себя: «Ольга Николаевна, учитель русского языка и литературы.» Мне нужно было заинтересовать детей и, заменив тему подготовленного мной вчера вечером урока по программе, объявила:
- Сегодня урок начнём с внеклассного чтения. Но я никого не буду
ни о чём спрашивать, а познакомлю с неизвестной вам жизнью Александра Сергеевича Пушкина не по учебнику, а из других, ещё незнакомых вам источников, которые вы не читали. Некоторые ученики насмешливо ухмылялись, по их лицам прочитала: «А чего мы о нём не знаем?»
- Послушайте эпизод из жизни поэта в селе Михайловском.
Читателю, я думаю, будет так же интересно узнать, о повседневной жизни поэта после его южной ссылки:
- Хозяин заперся в своей каморке, приказав не тревожить его под страхом гнева. Но вот кто-то нарушил приказание.
-Эй, кто там! – крикнул Пушкин. И услышал:
- Вашего прихода добрый пастырь. Топая, как лошадь, поп вошёл
в комнату.
- А … батя! Гряди, отче… Здравствуй, святой отец! Зачем пожаловал, отче? Священник смешался. Положил на стол узелок.
- Моя благоверная гостинца вам прислала - свеженьких просвирочек, только что из печи. Пушкин развязал узелок и затараторил, как сорока:
- Уважаю тело Христово. Эх, дух, дух-то какой! А ещё надо бы к этому телу добавить крови бога живого. А?
- Как будет милость ваша, - ответил поп.
- Аминь! – добавил Пушкин и выскочил в сенцы. Поп остался в кабинете один. Кругом были книги. Открытые. Закрытые. Взял Библию. Из неё посыпались листки бумаги. Поднял листок, поднёс к глазам. Каракули какие-то да рисунки разные. - Господи, да ведь это бабьи ноги. Люди… Головы… А это сам Александр Сергеевич? Только почему с рогами?.. Тьфу, пакость – мыши с хвостами! Да какой леший мыши – черти это! Неужели колдовством занимается? Отец Ларион крякнул и только хотел закрыть книгу, как дверь распахнулась, и в комнату влетел Пушкин.
- Всё любопытствуешь, отец Ларион?
- А вы, значит, что ж в нечистую силу верите?
- А то как же? – ответил Пушкин. – Есть бог, значит, есть и черти. Вот ты пришёл ко мне с крестом и молитвой. А какая сила стоит в твоём сердце - чистая или нечистая? - Пушкин ткнул пальцем в свои бумаги, рявкнул: По-моему, нечистая! Черти забегали по бумаге. Поп схватился за крест. Ноги его обмякли, и он чуть не повалился на стул.
В комнату внесли поднос с вином и закуской.
- До чертяков ещё дело дойдёт, а пока начнём - пожалуй!
…Шла четвёртая бутылка доморощенной. За кого и за что только не пили: за отцов-матерей, бабок-пупорезнец, за кормящих, милосердие творящих. Потом, захмелев, стали возглашать многолетье полонённым, заключённым, затюремным, царской службы угнетенным. Особую чару отец Ларион поднял за здравие покровителей храма своего -Ганибалов и Пушкиных, по-дьяконски прокричав им эдакое многолетие так, что у Пушкина мурашки по коже пошли. Возвращался поп домой, совсем уже поздно было, выделывая ногами кренделя. А тут ему и черти померещились. Кинулся бежать. Не получилось, попал в озеро, мимо которого шёл. Сразу отрезвел. Вернулся домой туча-тучей. Лёг в постель, не снимая сапог. А на утро Пушкин мириться приехал. Поп ещё спал.
- Передайте ему, что через час-два к чаю приедет Александр Сергеевич Пушкин. Да чтоб просвирочек свежих приготовили, таких же, как вчера. Он до них большой охотник. И Пушкин ускакал в поле.
В классе была тишина и тогда, когда звонок возвестил перерыв. Так прошёл первый урок в восьмом классе русской литературы. А я старалась завладеть сердцем и умом каждого ученика и в дальнейшем на каждом уроке, терпеливо добиваясь их любви и уважения не только к себе, но стремления и любви к науке.
Продолжение следует
http://stihi.ru/2020/03/11/3357
Фото. Сельский выгон.