Очевидно, что человек скорее склонен ничего не делать, чем согласиться остаться наедине с собой.
Зигфрид Кракауэр, Орнамент массы
Блог Между Ног. Третий сезон, эпизод седьмой. Культ.
Лето восемнадцатого года. Пытаюсь восстановить в памяти тот туго сплетённый узел событий, что отдавался в ушах стуком красных башмачков. Получается плохо. Получается вялый какой-то узел. Как вот-вот и будешь нагибаться, чтобы зашнуровать - чего бы сразу не подтянуть, но шагаешь до раскиданных концов. Это в памяти. А был тугой. Там и тогда. Одно слово засело прочно. Культ.
Как позвали на съёмки - помню. Два дня. Две студии. Светлая, с белой циклорамой. И чёрная. Интерьерная с камином. В чёрной весь день снимали двухминутную постельную сцену. Но это второй день.
А позвали благодаря нашему активитскому проекту, попытке помочь людям с проблемами с их телесностью, с принятием (и ещё много модных умильных слов). Активизм. Тоже своего рода культ.
Тоталитарные секты вербуют слабых, сломленных жизнью людей, людей в трудной жизненной ситуации (ещё одна умильная формула горящих сердцем за права слабых и сирых). Думать так слишком просто. Думать вообще надо наоборотно, хотя бы для тренировки воображения. То, что предлагает секта на рынке услуг - одержимость, чувство захваченности процессом, доверие и возможность отпустить контроль, желание спать. И тут важно не пойти по пути простого, промасленного мышления, не соскользнуть в кажущуюся очевидной идею, что постоянный контроль ситуации, осознанность и свобода воли ежесекундно - это добро, состояние противоположное всякой одержимости и мании. Конечно, на ум приходят наркотики, компьютерные игры, если критическая ирония чуть больше развита - книги. Но последнее произносится скорее в шутку. А между тем даже собственное дело форма одержимости. И отношения, когда доверяешься другому, а он тебе. Он доверяется тебе, но даже тут ответственность снята. Ведь забота - это функция, сценарий, точное понимание, что и как делать следующим шагом. Ответственность за другого такая же форма одержимости, броска в историю. Легко почувствовать это на домашних животных. Ты знаешь, что делать каждым следующим шагом, как поступать правильно, ты можешь больше не стоять у развилки. Покорми, почеши, брось кость - скрижали даны свыше. Это тебе не пугающая неопределённость реальности. Если порой мне и приходят мысли снова завести семью, довериться одному единственному человеку, без всей этой высшей математики, простенько, как в первом классе, то только потому, что быть собой невыносимо тягучая штука. Я готов время от времени быть самим собой. Но должно же быть, чёрт возьми, стоп-слово и для этой практики. Выкрикнул и закончилось.
А уж активизм - это чистейшее наслаждение определённостью. Правильная повестка горит, как клеймо на лбу. Жжётся. Даёт право броситься вперёд, сломя голову. Я им завидую. Наверно потому и помогаю. Не верю, но помогаю. Моё дело быть техническим специалистом, а не разделять идеалы. Люблю одержимых. Просто я знаю, как воплотить в жизнь их бредовые задумки. От них на съёмки эротики и позвали. Никакого протеста, просто наша психологиня, работавшая на поекте, близко общалась с продюссеркой одной питерской рок-группы. А у тех как раз был сценарий, но не было понимания, как технически воплотить некоторые спецэффекты по моей части.
От себя не убежать. Разве? Или не является ли любое действие вовне, любая история, в которую бросаешь себя, таким побегом? Стать персонажем для, не всегда присутствующего физически, зрителя. Предполагаемого зрителя. Захватить мир. Построить разветвлённую сеть контактов и связей. В американском кино герой - одиночка, сам по себе, одержимый своей персональной историей. Зато злодей… Он не обладает никакими космическими талантами, кроме острого желания построить что-то большое, что-то своё. Он поднимается с низов. Видит, в отличие от одиночки, картину целиком, всё устройство города, все его маршруты и рукопожатия. Год за годом он планомерно и с пониманием важности своей цели строит систему. Я всегда на стороне злодеев в фильмах про супергероев. Жить - значит барахтаться. В стакане без краёв. Но герой барахтается истерично. А злодей размеренно и систематично взбивает пенку отработанными движениями. По красоте. Он не сбегает от себя, а красиво и медленно уходит. Выходит из очерченного пространства. Начерти на полу белый прямоугольник. THOMAS EDISON`S HOUSE. Или это остров. Песчаный берег. Психоделические граффити, заполнившие маленький островной городок. Или маленькая мастерская между Ладожской и Новочеркасской, с белой неравномерно окрашенной валиком стеной. Декорация. Дым Машина. Камера. Мотор!
Это помню. А вот как с Машей встретился - совсем из головы вылетело. Но тоже ведь как-то хитро было завязано со всеми этими проектами. Именно встретился, а не познакомился. Мы в первом классе сидели за одной партой, один плюс один решали. Двадцать один - на момент нашей встречи - год назад. А теперь она занимается музыкой, пишет какой-то электронный альбом, выступает за пультом в клубах. Приходи. Только купи что-нибудь пожрать и винишко. Но, думаю, непостановочную постельную сцену отложу на сладенькое. Вернёмся к клипу.
Первый день. Белая студия. Съёмочная бригада привезла грузовик оборудования. Заняли всё пространство. Но мой угол два на два, моя лаборатория, не подходите. Клеёнка. Вёдра разного оттенка красной краски. Банки для наведения раствора нужной консистенции. Шприцы. Вата. Деревянные рейки. Нитки. Кисточки. Пока операторы раскладывают оборудование, делаю из ваты и реек косточки разных размеров. Мешаю все возможные консистенции. Когда режиссерка вызовет меня на площадку, надо потратить минимум времени и дублей. Капля должна быть идеальной.
Сценарий. Рокерши лабают. Отрываются. За ударные специально пригласили какую-то свою знакомую, которая не играет на барабанах, но имеет внушительный бюст. Долго показывали ей, как натуралистично работать палочками в кадре. На втором этаже воображаемого пространства (завтрашняя съёмка) - лютый секс. В какой-то момент с еблетажа начинает просачиваться красная жидкость. Сначала разводами на потолке. Потом одна за одной капают капли. На клавиши. На ударную установку. На бас-гитару. И - наконец - на солистку. Сегодня я главный по капелькам. Завтра тоже достаточно интересная функция. Не смотря на почти обнажённый торс псевдобарабанщицы, всё моё внимание к девушке из операторской бригады в закрытом чёрном рабочем. Дело не в том, что она прекрасна. Хотя и в этом, конечно. Но - тогда - два года назад - я впервые увидел радужное окрашивание волос, сложный яркий многослойный градиент. Всё то, что сегодня в избытке. И поскольку работа моя - быть готовым, знать, что делать и сделать это быстро, ясно, подготовлено, то остальные восемь или девять часов смены я просто сидел и украдкой таращился на неё.
День второй. Он профессиональный стриптизёр и бывший бодибилдер. Она работает в телеке в какой-то детской передаче, из-за чего сильно переживает. Снова делаю заготовки. Целый мешок гранатов. Разрезаю на половины. Сбоку аккуратно проковыриваю. Выгребаю внутренности так, чтобы на поверхности среза осталось. Заталкиваю вату нужной плотности. Шприцом ввожу краску. Второй вариант без ваты. Надо сделать так, чтобы, сжимая гранат в порыве страсти, девушка выдавливала из него обильные красные выделения. Дым Машина. Начали.
Хорошо снятая постельная сцена это не про двоих. Сколько ни снимай эти взгляды друг в друга, сцепления рук, выгибание спины. Хорошей драматической структуры это не добавит. Хорошо прописанная в сценарии постельная сцена должна отсылать ко всей истории целиком. Встретились двое незнакомцев. Чуть-чуть покажите хотя бы их жизнь до. У неё муж, он отстранённый и безвольный. В парке она пытается взять его за руку, его рука висит, как вялый пенис. И тогда крупный план сжатого краба будет играть на драму.
Как дела у Ведьмака? Неплохо, концерт скоро даёт в клубе, отец договорился, вписал его в какой-то фестиваль, кроме этого. Ну я ж не про музыку спрашиваю, честное слово. Музыкального слуха у меня нет, поэтому только сплетни, только жареное. Вроде появился кто-то, но ты же знаешь. Ну да… Мне кажется, он сможет переступить к решительным действиям до того, как очередная барышня сбежит, устав ждать, только если в комнату войдёт, как командор, его батя. Так! Ты! Разделась! Ты! спустил штаны! Вперёд, вперёд! Вот ты смеёшься, а помнишь, два года назад я работал на съёмках? Ага. Меня с того момента не покидает фантазия. Даже не про съёмки в порно. Не в контенте и постпродакшене дело. Фантазия именно про подчинение режиссёру действа. Типа я, и она, и режиссёр. И он: так, ты разделась, легла. Ты лижешь. Стоп. Поменялись. Стоп. Теперь сзади.
Маша жила у самого Парка Трёхсотлетия, набережной Финского залива, восле газпромовского фаллоса, в панельном доме того странного типа, какой строили как раз в год нашего с ней рождения, а после, слава богу, уже нет. Да, я же тогда, как раз занимался продажей бабушкиной квартиры в том районе. Может, так и встретились? Не помню. Всё свободное время в её квартире ошивался сосед. Поначалу она думала, что он гей. Но оказалось - влюблён. Незадолго до того у него умерла жена, и он нашёл себе спасительную одержимость. С частотой примерно раз в три дня Маша объясняла ему, что ничего у них не может быть. Что она даёт только по большой любви, а к нему относится тепло и по-братски, но не более. Осенью он везёт её в Ялту. Через месяц организовывает какой-то концерт в Москве. И радуется тому приятному кухонному ламповому общению, какое происходит здесь каждый день. Форма общения всё больше напоминает алкоголизм. Вечером идём на пляж через магазин. Сосед уходит закупать пиво на всех, поскольку ни у меня, ни у Маши денег нет даже на сигареты. Притягиваю её к себе. Пьяно сосёмся. Ты чё, влюбился? Неа. Продолжаем. Соседушка выходит из магазина и мы втроём продолжаем движение к пляжу. Теперь рука в руке и третий с пакетом. Я тоже всегда сама по себе, Семечка. Культ одного. Это правильно. Обнимаю. Поставили пивас в воду. Купаемся. Сначала вдвоём, потом третий. Остающиеся на берегу стерегут вещи. Как я всё-таки сегодня оказался у Маши, с которой и не общались-то никогда и не виделись? На обратном пути в подземном переходе натыкаемся на каких-то музыкантов лет по восемнадцать, трое мальчиков. Все они так же оказываются через пять минут на квартире Маши. Видимо, вот ответ.
Под утро мы с ней уходим в отдельную комнату. Раздевайся, сделаю тебе массаж. Вытягивается голая на диванчике. Из соседней комнаты гремят уличные музыканты. Выпроводи их, пожалуйста. Хорошо. Ухожу. Закрываю за ними. Возвращаюсь. Разминаю ноги. Заглядывает соседушка. Стоит в дверях. Смотрит. Просто смотрит. Ты можешь уйти? Ничего не отвечает. Встаю, аккуратно выпроваживаю из квартиры. Закрываю дверь. У неё худое мальчуковое тело, негустая поросль на лобке и приятный резкий запах. У меня ничерта не получается, поэтому ласкаю её руками и языком. Но она требует войти. Засыпаем. Целую её. Всё по красоте, Семечка. Всё по красоте.
К часу дня делаю завтрак из продуктов, купленных соседом. Ты останешься со мной? Я не переживу эту зиму. Зима это страшно. Меня убивает одиночество зимой. Нет, малышка. Культ одного. Ты же знаешь. Слушай, я хочу клип снять на одну из своих мелодий. Мне нужна белая красивая стена. Договорились, сделаю тебе стену. Приходит соседушка. Начинется новый алкоголический трип на его зарплату программиста. Вечером я падаю на диван на кухне и делаю вид, что уснул, вслушиваясь в диалоги. С его стороны это обиженные претензии. Ты же говорила, что только по любви. Почему не я? И всё в этом духе. Смешной.
Два года назад я только-только въехал в новую мастерскую. Обычная квартирка с необычной планировкой. Старые, клюющие углами, обои. Всё одно - переклеивать или даже расчищать стену до кирпича, чтобы сделать лофт. Сдираю обои. Закатываю валиком намеренно неравномерно, с острыми разводами. Приезжает Маша со своими перформерами. Вот оттуда снимаем. Валера, расстегни рубашку, покажи пресс. На груди у Валеры татуирвка готическим шрифтом. Отсняли. Идём пить пиво. Валера несёт какой-то экстремистский бред про то, что всех пидоров надо травить в газовых камерах. Что-то по сильную империю и имперский дух. Так и вижу его с факелом в орнаменте колонны. Переглядываемся с Машей. Ей явно стыдно за своего друга. Когда он уходит в магазин, пытаюсь притянуть её к себе. Стой. Не надо. Я сейчас с Валерой. Хорошо. Поздравляю, малыш. Целую в лоб. Возвращается. Ну что, к Маше? Не, ребятки, у меня много работы. Отводит меня в сторону. Всё хорошо? Конечно. Всё по красоте, малышка. Ухожу по красоте.