Г. Шпаликову. Предисловие к стихотворению Обида
30 октября 1974 года (вторник) в Москве и Московской области без осадков, среднесуточная температура не поднималась выше шести градусов по Цельсию и не опускалась ниже четырех. В Переделкино пахло опавшей листвой и вчерашним дождем.
Геннадий Шпаликов отметивший свое 37-летие меньше месяца назад, вышел из подъезда писательского домика с бумажной папкой в руках. Остановившись, закрыл глаза и несколько раз глубоко, словно медитируя, вдохнул осиновую горечь напоминавшую ем о детстве… Зажав подмышкой папку, свободной рукой достал из кармана старенького пальто пачку «Примы», вытащил приплюснутую сигарету, чиркнул спичкой и отчего-то прищурив глаза, прикурил ее, с наслаждением сделав глубокую затяжку. Он так и стоял с закрытыми глазами не выпуская из груди согревавший его горький дым дешевой сигареты. Когда закружилась голова и онемели губы он наконец-то выпустил из себя остатки дыма, что-то блаженно пробормотав. Не спешно сделав еще несколько затяжек, наконец сориентировался и перехватив папку в руку, что-то насвистывая пошел к проходной «Дома творчества советских писателей». За территорией он наткнулся, на Аркадия Вайнера, который только что рассчитавшись с водителем отпустил привезшее его такси.
Они поздоровались за руку.
-Ты куда Гена намылился?
Поинтересовался Аркадий.
-На Мосфильм нужно заскочить в редакцию.
Геннадий весело словно цирковой вольтижер подбросил вверх папку с рукописью, а когда она задев нижнюю ветку березы и сбив с нее несколько желтых листков опустилась обратно, ловко поймал ее.
-Реакция хорошая дети будут…
Резюмировал Аркадий.
-Сегодня дописал?
Шпаликов устало улыбнувшись, утвердительно кивнул.
-Угу…
И слегка замявшись сменил тему разговора.
-Слушай, Аркадий выручи…
Вайнер не зло поморщился.
-Сколько нужно.
-Рублей пять…
Аркадий хохотнул.
-Ну ты загнул дядька. В кабак, что ли собрался?
И достав из кармана модной шотландской, в крупную клетку, куртки гомонок раскрыв его вытряхнул на ладонь два металлических рубля с профилем Ленина и копеек семьдесят мелочью.
-Забирай…
Протянул он монеты Шпаликову.
-Больше все равно нет.
-А ты?
Зачем-то поинтересовался Геннадий сжимая в моментально взмокшем кулаке заветные, "почтитрирубля".
Аркадий достав из кармана пачку сигарет «Новости», закурил.
-А что я? К концу недели редакция разродится и мы с братом опять при деньгах.
-А сейчас?
Не отставал Шпаликов.
-А сейчас у меня все есть, а чего не хватит я у Гошки возьму.
Аркадий затянулся и выпустив дым резонно заметил.
-А иначе на кой черт, тогда вообще, нужны братья?
Шпаликов утвердительно кивнул.
-Это точно...
Поддакнул он Аркадию, затягиваясь уже почти докуренной сигаретой, дым от которой полоснул ему по глазам острой бритвой.
-У меня сестра правда…
Выдавил он растирая заслезившийся глаз кулаком в котором сжимал мелочь.
-Но то же ничего…
Аркадий протянул руку, чтобы попрощаться с собратом по перу. Генка хотел было опустить зажатую в кулаке мелочь в карман пальто, но вдруг вспомнил, что на прошлой неделе в нем образовалась дыра. Он виновато улыбнулся Аркадию и быстро откинув полу пальто, сунул кулак в карман помятых брюк освободив руку от мелочи.
-Генка, а ты знаешь как переводится фамилия Вайнер?
Задумчиво покуривая сигарету, поинтересовался Аркадий, все это время с дружелюбной улыбкой наблюдавший за манипуляциями Шпаликова.
Геннадий просветленно улыбнулся.
-Конечно…
-Ну и как?
Не отставал Аркадий.
-Пьяница.
Аркадий в голос расхохотался упредительно поднял указательный палец в серое октябрьское небо.
-Э-э-э брат Геннадий Федорович шалишь! Если быть точным то с идиша наша фамилия переводится, как любитель вина, сомелье, виночерпий... Ну или этакий гусар-выпивоха. А ты сразу пьяница… Хотя и так вроде как ничего.
Они пожали друг другу руки. Аркадий кивнул на папку.
-Ты как проставляться будешь не забудь и нас… Как назвал-то свой бестселлер?
Геннадий докурив сигарету, бросил под ноги и затоптал дымящийся окурок в мокрую щебенку пешеходной дорожки.
-«Девочка Надя»…
И уловив во взгляде Аркадия недопонимание, чуть помедлив добавил.
-«Что тебе надо»…
Аркадий замер переваривая информацию.
-Это, что? Название такое?
Наконец сообразил он.
- «Девочка Надя, чего тебе надо»?
Он с удивлением посмотрел на загадочно улыбавшегося Шпаликова.
-Про жуликов, что ли?
Вдруг просеял Вайнер.
Геннадий отрицательно мотнул головой.
-Нет.
-Про МУР?
Продолжал гадать Аркадий.
Геннадий снова отрицательно покачал головой ничего не поясняя.
-А ты знаешь, что есть такая песня?
Геннадий, все так же загадочно улыбнувшись утвердительно кивнул.
-Знаю.
И Почти без паузы, негромко, но задушевно напел первые строчки удалой циганской песни.
-Девочка Надя,
чего тебе надо,
Ничего не надо,
кроме шоколада…
Аркадий рассмеялся.
-Хорошо у тебя получается. Как у заправского жулика.
Шпаликов улыбнулся.
-Да нет Аркадий это история... Это про девушку Надю, молодую коммунистку, которую решили сделать народным депутатом и она стала бороться за чистоту нравов и с мусорной свалкой, а потом облилась бензином и сгорела…
-Ох ты!
Присвистнул Аркадий.
Даже чуть просев в коленях.
-Крепко закрутил. Депутат сама себя сожгла…
Он отрицательно покачал головой с иронией посмотрев на монументально спокойного Шпаликова припечатал его.
-Не пропустят.
И покачав головой еще более весомо дополнил свой приговор.
-Бесперспективняк.
Шпаликов улыбнулся.
-Да нет… Ты не правильно понял. Она просто облилась из шланга, а бензин вспыхнул сам.
-А-а-а!
Затягиваясь сигаретным дымом, жизнеутверждающе протянул Аркадий.
-Это другое дело!
И с видом знатока добавил подняв указательный палец:
-Героическая смерть коммуниста всегда в цене. Удачи!
И уже хотел было уходить, но его придержал Геннадий.
-Спасибо тебе Аркаша…
Вайнер - старший отмахнулся.
-Да брось ты Генка! Раз живем. А жить, нужно так, словно бы ты слегка пьян и никуда, при этом, не торопишься. Усек?
Шпаликов улыбнувшись понимающе кивнул.
-Усек.
Генка на долю секунды замолчав неожиданно добавив:
-Надо мне вернуть фамилию деда Шкаликов. Так будет правдивей. Так ведь?
Аркадий кивнул.
-Это да… А чего менял-то?
Поинтересовался заинтригованный Аркадий доставая из пачки и прикуривая от еще дымящегося окурка новую сигарету. Генка беззаботно махнул рукой.
-Это отец… Когда в военное училище поступал ему предложили, мол советский офицер и фамилию должен носить соответствующую…
Аркадий кивнув, бросил себе под ноги горящий окурок затоптав его безукоризненным английским ботинком фирмы «Инспектор» с вишневым подпалом.
-Это точно. Они это любили… Хорошо, что в немецком ни хрена не лакшили, а то бы и меня заставили сменить родовую… На хрен знает какую…. Ладно.
Он зачем-то посмотрел в вверх туда где в просвете между кронами зеленых сосен и желтых берез был виден кусок серого московского неба.
-Пойду я… Поспать нужно.
И пожав Генкины холодные пальцы, ничего больше не говоря, направился к воротам "Дома творчества советских писателей", где его уже издалека приветствовал бывший тюремный вертухай, а ныне честный ВОХРовец Митрич, один из ярых поклонников литературного дарования братьев Вайнеров.
***
Отстояв в очередь у магазина «Вино, водка», что на другой стороне улицы Горького, Геннадий купил за рубль сорок девять копеек чекушку водки, коробок спичек стоимостью одна копейка и красную пачку «Примы» за четырнадцать. Рассчитав свои траты так чтобы ему хватило его запасов на весь день. После чего он снова зашел на Главпочтамт, где уже устроился основательно на мягких сидениях в зале междугородних переговоров, чтобы в тепле и комфорте выпить, а заодно и позавтракать. Место было проверенным. Ведь он не раз оставался здесь переночевать, делая вид, что ожидает междугороднего звонка. Вот и в это утро, после того как расстался с Аркадием и без происшествий прибыв на Киевский вокзал «зайцем» на электричке, уже не испытывая судьбу, на прочность, а дежурных милиционеров в метро на бдительность пешком пошел по улице Горького на Главпочтамт страны откуда заказным письмом отправил по известному адресу Мосфильмовскя дом 1 ценную бандероль на имя всевластного генерального директора киностудии Николая Трофимовича Сизова.
Геннадий осмотревшись отхлебнул из бутылки несколько глотков и бережно спрятав «чекушку» во внутреннем кармане, отломив от половинки батона кусок, занюхал мерзкую на вкус водку сладковатым запахом пшеничного мякиша.
-Хо-ро-шо…
Шепотом выдохнул он наконец-то расслабившись и ощутив внутри себя замурлыкавшее, как кот тепло, который развалившись в нем барином разливал свое волшебное тепло по всему изможденному лишениями и осенней моросью организму согревая бывшего суворовца не только физически, но и душевно.
-Ничего…
Подбадривал себя захмелевший Генка.
-Тяжело в учение легко в бою.
Он закрыл глаза и неожиданно увидел маму, которая смотрела на него грустно качая головой. Он хотел было открыть глаза, но уже не мог, сон как водоворот на реке затянул его в себя, погружая все глубже и глубже поэта, усыпляя его. И там во сне он зачем-то бродил по почтамту вспоминая проведенное здесь дни и ночи.
-Вот смотри…
Говорил он сам себе.
-Здесь ты набросал первый куплет «Ах утону я в Западной Двине»…
А здесь за этим столом на бланке почтового перевода написал припев к песне «Пароход белый беленький»…
Он огляделся и подойдя к высокому конторскому столу накрытому толстым куском витринного стекла погладил его по холодной и ровной поверхности. Он стал ему родным этот стол, ведь именно здесь последнюю неделю он на бланках почтовых требований, казенными чернилами из непроливаек писал свой гениальный сценарий про Надежду канцелярским стальным пером.
Снова появилась мама и укоризненно качнув головой неожиданно заговорившая густым мужским голосом.
-Товарищ… Товарищ…
Мама подошла к нему и потрясла его за плечо. Генка перепугавшись, что от этаких взбалтываний прольется водка из не закупоренной ничем чекушки. Отчего он и проснулся.
-Товарищ спать в помещение Главпочтамта запрещено.
Откуда-то сверху донеслось до Шпаликова из-за серой шинельной ширмы не ведомо откуда образовавшейся перед ни.
-Что?
Оттягивая время переспросил Генна.
-Спасть в помещение Главпочтамта запрещено.
Он уже не спал, он и раньше не спал, просто: тепло, еда и немного водки укачали его в своей сытой колыбели. Перед ним стоял дежурный милиционер и строго всматривался в помятое лицо драматурга.
-Извините… Я переговоры жду, родственники из Владивостока должны звонить.
Быстро сориентировался Геннадий.
-С шести часов ждете?
Генка сунул руку в карман и тут же извлек из него спасительную квитанцию на 46 копеек принятые у него сегодня утром, оператором Главпочтамта, за ценное отправление в котором покоился единственный в этом мире экземпляр его гениального сценария.
-Вот.. Я отправлял… Утром…
Милиционер развернув квитанцию одобрительно кивнув.
-Хорошо… Предъявите Ваш паспорт…
Шпаликов сунул руку во внутренний карман руку и рука наткнулась на горлышко бутыли окропив его пальцы водкой.
Он сунул руку еще глубже и не глядя достал из кармана серую книжицу Сбербанка, которую машинально протянул постовому. Тот пристально посмотрев на заспанное, чуть одутловатое лицо Шпаликова, принюхавшись к едва уловимому запаху спирта в спертом воздухе общего зала, внимательно рассмотрев обложку документа раскрыв его, стал задумчиво перелистывать.
-Кхе, кхе…
Иронично откашлялся он, подняв взгляд на Шпаликова.
-Не густо…
-Что?
Переспросил все еще не пришедший в себя писатель.
-Что Вы говорите?
-Я говорю не густо у Вас… Всего семьдесят две копейки… Я паспорт могу Ваш увидеть или у Вас только сберегательная книжка?
Геннадий кивнув снова нырнул, правой рукой во внутренний карман, но теперь уже точно зная куда и зачем нужно просовывать пальцы, чтобы не расплескать драгоценную влагу.
Милиционер проверив паспорт и козырнув вернул Шпаликову документы, а сам неспешной походкой продолжил свой обход вверенной ему территории.
Геннадий дождавшись когда старшина скроется из виду, на скорую руку снова позавтракал, а за одно и пообедал большим глотком водки закусив его чуть подсохшей белой коркой хлеба и куском плавленого сыра устремился из здания на улицу Горького, чтобы не намозолить глаза сотрудникам милиции, ведь не возвращаться же в Переделкино, для того чтобы завтра снова ехать в Москву, а это значит, что грядущую ночь ему придется перекантоваться здесь на главном почтамте Советского Союза.
***
Незаметно наступило утро следующего дня значившееся на календаре, как 31 октября 1974 года (четверг). Шпаликов снова проснулся на Главпочтамте от вежливого, но настойчивого обращения рядового милиционера, которого Геннадий раньше здесь никогда не видел.
-Спасть на Главпочтамте запрещено гражданин.
Он козырнул Шпаликову и сразу же предложил пройти в участок.
-Я жду переговоры…
Этого хватило и проверив паспорт снова козырнув дежурный удалился по своим делам.
-Ничего, ничего скоро совсем скоро все это закончится…
Подбадривал себя негромким шепотом драматург, выходя на улицу.
-Завтра в крайнем случае в понедельник на следующей недели все мои вопросы разрешаться сами собой…
Он улыбался незнакомым людям идущим ему навстречу и от этого их лица становились еще более мрачными и замкнутыми.
-Сизов получит мой гениальный сценарий про Надежду и лучшие режиссеры Мосфильма, всей страны захотят ставить его…
Гена остановился у пешеходного перехода через Манежную площадь ожидая как и все включения зеленого светофора.
-Жаль… Жаль… Жаль что Михаил Ильич Ромм не дожил до этого часа… Быть может он бы и взялся за сценарий…
Со стороны Красной площади до Геннадия донеслось, как куранты на Спасской башне пробили восемь часов утра.
-Если я пойду пешком, то часа через два, три доберусь до кладбища Новодевичьего монастыря. Там сегодня в торжественной обстановки на могиле Михаила Ильича Рома общественность будут устанавливать мемориальную доску.
Шпаликов заглянул в витрину ГУМА и расчесав пальцами всклокоченные волосы пробормотал.
-Надо будет попросить слово, обязательно попросить слово и сказать что-то теплое, важное и заслуженное об этом замечательном человеке… Обязательно…
Потом в его жизни случился несчастье… Большое несмываемое, жирное, как пятно масляной краски, что сходит с кожи только если ее стирать таким же жирным маслом… Крах… Там на кладбище Новодевичьего монастыря… В кругу друзей… Нет в кругу уже бывших друзей… Но об этом он никогда и никому не расскажет… Даже в бреду… Ну или почти никому. Он внук Григория Шкаликова чью фамилию так бессовестно у него и его отца была украдена советской властью… Никогда и никому…
Кто-то на кладбище больно толкнул его в грудь кулаком, кто-то брызгал слюной в лицо зло шепча ему гадости, этот кто-то зло сунул в верхний кармашек пиджака мятую пятерку… Напутствовав драматурга нехорошими словами суть которых заключалась в том, что он здесь лишний и его никто здесь не ждал и ни кто ему тут не рад…
Уже поздно ночью он на электричке с двумя бутылками «сухаря» в карманах добрался до писательского "оазиса" поднялся к себе в комнатку всю ночь пытаясь стереть с себя масленую жирную кляксу, которая жгла и саднила мучая его и без того уставшее сердце.
***
Ближе к вечеру 01 ноября 1974 год, (пятница) в день третей годовщины смерти своего кумира, старшего товарища и от части педагога Михаила Ильича Ромма предварительно сняв с себя пальто и выложив из карманов паспорт и сберегательную книжку с остатком на счету в 72 копейки, скрутил из своего кашне петлю и привязал ее к дверной ручки. После чего приставив к двери хлипкий казенный стул, с алюминиевой биркой на ножке устроился на нем так, чтобы можно было без труда влезть в удавку сделанную им из кашне. Потом подумав о чем-то и тоскливо посмотрев за окно надел ее на шею слегка затянув ее чуть выше выпиравшего кадыка.
Он ничего не говорил… Все его слова кончились еще ночью, когда он давился кислым вино купленным на позорные деньги… На ту самую пятерку, что кто-то зло и унизительно впихнул ему ее в верхний кармашек пиджака, в тот самый кармашек куда он одиннадцать лет назад на премьере фильма «Я шагаю по Москве» снятого по его сценарию незнакомая ему девушка "на счастье" воткнула букетик фиалок…
И слез не было… Лицо просто распухало от невыплаканной влаги…
-Плевать.
Пробормотал Генка, и окинув в последний раз убогую комнатушку с круглым столом на котором осталась недопитая бутылка кислятины, надкусанное им же яблоко и несколько пачек сигарет «Прима», под которыми покоились исписанные нервным почерком Шпаликова листы черновиков, а рядом безмятежно, словно из другого мира лежал раскрытый томик Флобера, с закладкой между страниц сделанной из высушенного букетика давно уже поблекших фиалок. Тех самых фиалок, что незнакомка
подарила ему в Доме кино.
Он улыбнулся и взгляд его скользнул по одной из пачек «Примы» из которой торчала сигарета.
-Нужно было бы покурить…
Пробормотал он, и улыбнувшись напрочь забыл об этой глупости. Ведь там куда он отправляется все люди ведут здоровый образ жизни, они наверняка там не курят и уж точно не пьют…
***
Он блаженно прикрыл глаза и ловко зацепив ногой ножку стула вырвал его из-под себя и в ушах тут же зазвенело и голове стало тепло и покойно… Голос за кадром кинокартины под названием «Жизнь и смерть Геннадия Шпаликова» читал Флобера… А быть может вот это… О близких:
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищешь,
Ни тебе, ни мне...
Хотя почти наверняка все это было по другому. Все, совершенно все…
Бог не дал возможности Грише Горину, нашедшему своего старшего товарища уснувшим в петле вернуть его обратно в наш мир, как впрочем и врачам скорой помощи, что пытались реанимировать Геннадия Федоровича. Просто Бог, наверное, решил, что он уже достаточно претерпел на Земле лишений и оттого распахнул перед ним дверь в какую-то пока еще нам с вами неведомую, новую жизнь. Где все сыты и счастливы, а люди там не курят и не пьют.
Памяти Геннадия Федоровича Шпаликова
Обида.
Вовсе это все не малодушие.
Не могу я больше с вами жить.
Мой протест и ваше равнодушие
Заставляли горькую глушить.
Принуждали унижаться, крючится
До аванса пятаки сшибать
Дописал сценарий… Все получится,
Но отдел сценарный не достать.
Надя, Надя, Надя, Надя, Наденька...
Для чего бензином облилась?
Ты, как депутат жила бы сладенько
Если б не сломала тебя власть.
Сердце рвется и пуста грудина.
Друга моего украл Париж.
Разрешили взять жену и сына...
Я просился мне сказали шишь.
Что ж уйду достойно по английски...
С Михаилом Роммом в один день.
Пусть не выпить мне за тризну "Плиски".
Буду пить сухую дребедень...
Но обида жжет, сжимая глотку.
Оттолкнул вчера меня мой бывший друг.
Не дал мне сказать и выпить водку.
За учителя и сонм его заслуг…
В Переделкино меня не переделать.
Мне не сгинуть в Западной Двине.
Из кашне петлю дано мне сделать...
Удавившись в собственной вине.
Надя, Надя, Надя, Надя, Наденька...
Для чего бензином облилась?
Ты как депутат жила бы сладенько.
Если б не сломала тебя власть.
07.03.2020 год
Евгений Ермаков Алтай
PS
Да. Чуть не забыл. Геннадий Федорович Шпаликов оставил предсмертную записку, короткую и полную горечи, а точнее обиды.
«Вовсе это не малодушие, - не могу я с вами больше жить. Не грустите. Устал я от вас. Даша, помни. Шпаликов».
В стопке черновиков под пачками «Примы» Гриша Горин нашел еще одно стихотворение своего товарища Гены:
Не прикидываясь, а прикидывая,
Не прикидывая ничего,
Покидаю вас и покидываю,
Дорогие мои, всего!
Всё! Прощание – в одиночку,
Напоследок - не верещать.
Завещаю вам только дочку –
Больше нечего завещать.
Светлая память - светлому человеку.
Прости Геннадий Федорович, людей, как и они тебе прощали долги твои.
Кому достались твои 72 копейки на сберегательном счету? Быть может уже набежали проценты и там уже миллионы?
07.03.2020 год
Евгений Ермаков Алтай.