Утро. Синий стол, покрытый клетчатой клеёнкой. На окне колышутся белые вышитые занавески. Чай с молоком в бокале в голубой цветочек. Ева сидит на табуретке, болтает ногой. Завтракает и разглядывает икону в углу почти под потолком. Лампадка светлячком еле-еле освещает потемневший таинственный лик. Вокруг лика рельефный серебряный оклад и цветы из вощёной бумаги. Не разобрать, какого цвета глаза на строгом лице, но куда ни подвинься, они внимательно смотрят на тебя.
- Бабуля, кто это?
Бабушка выпрямляется у печки, кладёт в печурку (нишу под горнилом) веник из гусиного крыла, которым заметала загнетку.
- Это бог. Не сам бог, а Николай Угодник.
И крестится, поправив на голове белый ситцевый платок.
- Бабуля, а что он делает?
- Хто?
Тут Ева задумывается. Если бог - "сам", а тут, у них в кухне на стене он не "сам", а Николай Угодник, получается, что бог главнее. Ведь этот Николай что-то делает для бога. Поразмыслив и расставив этих людей на воображаемой лесенке, Ева вдруг понимает, что не знает ни одного человека с именем Бог.
- Бабушка, а кто такой бог?
Бабушка призадумывается, как объяснить. И Ева мала, и времена не те... И всё-таки решается.
- Бог, он смотрит на всех. Всё про всех знает. Всё нам даёт. Ничего не делается без воли его. А если и делается, ни почём не убежишь от наказания, не спрячешься. Но может и простить, если искренне покаешься, помолишься. Если можешь, исправь нехорошее что сделал. Попроси прощения, помолись, может и простить.
- А откуда он смотрит?
Вот вопрос! Бабушка присаживается рядом, облокотившись на угол стола.
- Ну, говорят, что с небес. Только он видит и когда небес не видно. Хоть в доме, хоть в погребе, хоть вон в шахте, как дядя Коля.
Ева пытается представить, как это всё можно сделать - видеть, что творится в погребе и в шахте. И не находит способа. Может, бог этот везде сам ходит. То в котух заглянет, то на почту зайдёт: "Ну, как вы тут поживаете?" И всем всё даёт.
- Бабушка, а что нам бог даёт?
- Да всё. И кров, где жить, и еду, и одежду, чтоб голые не бегали. Только надо потрудиться и зла не делать.
- И чай?
- И чай - смеётся бабушка.
- Ты допивай-ка да иди клубнику собирать. Лана уж там.
Ева озадачена. Бабушка хорошо объяснила, но Ева так и не поняла, кто такой бог. Как он может всё знать, видеть, давать - для Евы осталось загадкой.
Чай допит. Ева спрыгивает с табуретки, относит пустой бокал и тарелку в закуток за печку. Там тумба у окна, большая миска для мытья посуды и вся кухонная утварь. Бежит в сад.
Тепло. Земля на клубничных грядках мягкая, рыхлёная. Птицы поют. Пахнет мятой, свежескошенной травой, но сильнее всего пахнет клубникой. Самые вкусные ягоды - недозревшие. Девочки называют их "мороженое". "Спелую рвите, - каждый раз напоминает бабушка, - остальная пусть дале зреет". Ева приметила большущую клубничину, наполовину красную, наполовину белую - с зарёй. Срывает, откусывает - м-м-м-м... Бабушка всё равно знает, что внучки неспелую рвут, иначе бы не говорила каждый раз про спелую.
Ева замирает. Бабушка знает всё, я живу в её доме, бабушка готовит вкусные щи, кашу, макароны, рыбу жарит (ой, так вкусно!). Бабушка достаёт из шкафа моё платье, гладит его, чтоб красивое было. Бабушка сказала: "Прополите помидоры. Аккуратно только! Полейте. Потом на речку пойдём". Вчера я залезла в ларь с зерном, пела там и раскидала зерно. Бабушка поругала-поругала, заставила зерно подобрать и в ведро отдельно сложить, а потом простила, когда я прощения попросила. Вот это да! Только что, в эту минуту, сделанное открытие поражает Еву да самого сердца и наполняет до макушки радостью и нежностью. Она видит бабушку, идущую в свете солнца по тропинке под яблонями. Листва рассеивает солнечные лучи, делает свет мягким и волшебным. Так ведь бабушка и есть бог!
Да. Так и есть.