СИМФОНИЯ, СОТВОРИВШАЯ МИР
Новосибирский академический симфонический оркестр (художественный руководитель и главный дирижер — Томас Зандерлинг) исполнил одно из самых масштабных музыкальных полотен симфонического репертуара — Третью симфонию композитора-философа, великого дирижера рубежа XIX–XX веков Густава Малера.
…Медные раскаты, по-иерихонски возвещающие об окончании скитаний по бездонной пустыне холодного омертвелого космоса и начале создания мира. Мистический и торжественный диалог стихий, подобно росчеркам гравюрам Гюстава Доре — будь то «Святое воинство в форме Небесной Розы» по Данте или же песен «Потерянного рая», разворачивает монументальное симфоническое полотно перед слушателем. Безропотные возгласы гимнического марша перекликаются с соло скрипки, тонируя звук светлой искусностью красок флорентийского Возрождения, которые сменяются пасторальными наигрышами. Игра света и тени в детализации звука. Все «начинается от безжизненной природы и поднимается до божественной любви». Так возникает в первой части экстатический ассоциативный ряд, вопрошающий и перевоплощающийся.
Как отмечает Соллертинский, Третья симфония развертывает романтическую космогонию — от пробуждения природы от зимнего сна (первая часть) и жизни цветов (менуэт из второй части) к животному миру (скерцо третьей части с почтовым рогом за сценой), к человеку (четвертая часть), ангелам (пятая часть) и вселенской любви (оркестровое адажио в финале). При такой достаточно четкой содержательной концепции от программности так или иначе хочется абстрагироваться, оставляя все мысли, связанные с заголовками частей позади, ведь звучание чистой музыки — это и есть незыблемое чудо, возникшее вслед за ветхозаветным сотворением мира.
Малеровский шестичастный полиптих, подобный ванэйковскому Гентскому алтарю (торжества целого в творческом горении гения), кроме масштабности пантеистической формы и содержания — архисложное и трудоемкое сочинение, требующее не просто безупречной техники и слаженности оркестра, а полноценной интерпретации его глубинного понимания. «Моя симфония должна стать чем-то таким, чего еще не слышал мир! В ней вся природа обретает голос…», — писал композитор. И правда в том, что исполнение симфоний Малера — это уже событие, оно уникально и неповторимо. Тем более если речь идет о симфонии, которая не исполнялась оркестром долгих тринадцать лет. За сложнейшие симфонии Малера достаточно редко берутся даже самые знаменитые оркестры, а чтобы к музыке культовой фигуры «послевагнеровской пятерки» привить слушательский вкус, и на нее приходили бы не только сами музыканты и профессиональные слушатели, которые буквально «ездят за Малером», но и меломаны-любители — дорогого стоит.
Вторая часть, полная грациозности и изящества, безмятежна, словно витание над реющими эссенциями лавандовых полей в непритязательной на первый взгляд ритмике танцев, в которых улавливаются то чардаш, то тарантелла. Наигрыши флейты-пикколо, добавляющие легкой пасторальной игривости третьей части — скерцо, не лишенного поэтичной элегичности, подобно лабиринтам предрассветных венецианских переулков и мелких каналов обескураживают слух неожиданной логикой динамических контрастов и поворотов, находя выход в мотивах арагонской хоты. Оркестр, следовавший за маэстро Томасом Зандерлингом, звучал выверенно по балансу и сплоченно, что ощущалось и в отдельных оркестровых группах, и в целом. В отношениях «оркестр — дирижер» чувствовалась мудрость маэстро и искренняя увлеченность, его огромный опыт дирижирования и, конечно же, знание особенностей малеровской архитектоники. Для четвертой и пятой частей симфонии наряду с НАСО в концерте приняли участие женский состав Новосибирской хоровой капеллы (художественный руководитель — Игорь Юдин), детский хор «Журавушка» школы-студии № 85 (художественный руководитель — Ярослав Чапкайло) и солистка Венгерского государственного оперного театра, а также театра «Новая опера» Полина Шамаева (меццо-сопрано, Москва). Четвертая часть, помеченная авторской ремаркой Misterioso (таинственно, мистически), обращена к человеку и инициализируется глубоким, бархатным контральто, взывающим извне: «O, Mensch!» и вступающим в диалог с первой скрипкой, которым отвечают glissando рожок и гобой. Так человек оказывается впервые наедине с могущественной темной ночью, и в этой визионерской мистерии он уязвим и ведом тернистыми путями к рассвету, о которой в пятой части возвещают ангельские голоса детского хора, имитирующие колокола: благовестом звучит песня «Три ангела пели сладкий напев» на фоне переливов колокольчиков, арфы и треугольника. Литургическая реминисценция подхватывается оркестром, богатым на проникновенную теплоту звучания струнных и духовых в тончайших градациях. В шестой части, невероятно красивой, непередаваемой какими-либо словами, как в непогрешимом гимне всепрощающей и всепонимающей любви, НАСО, не исчерпав всех возможностей в предыдущих частях, представил слушателям подлинную жемчужину безупречной чистоты — неоспоримое реноме высочайшего уровня оркестра, его рафинированного, энергетически мощного, неповторимого звучания.
Долгие аплодисменты, овации зала, прошедшего вместе с исполнителями сквозь поиск и обретение «потерянного рая» к блаженному лику созидательной силы любви, выраженной музыкой. В этом натиске впечатлений и эмоций слушатель приходит к главному — к прозрению. Таким поистине трансцендентным исполнением одного из самых масштабных и пророческих сочинений XIX века останется в нашей памяти исторически бесценное впечатление этого сезона.
Текст Маргариты Мендель
Частный журналистский проект notes Musica opus
Фоторепортаж Михаила Афанасьева с официального сайта филармонии