Первое марта. Весна только входила в свои права. Вроде бы и солнце то же, вчерашнее, а уже грело по-другому. Это было заметно по людям, покинувшим душные (а какие же ещё?) свои жилища. Все устремились к морю. К этому прохладному, влажному и просоленному живительному воздуху. Я тоже смотрел на открытый горизонт, представляя себя на мостике. До выхода из бухты Омеги оставалось меньше мили. Расстояние не сокращалось… Да и как такое могло быть, если я находился на краю пирса. Небольшие волны, гонимые ветром толклись у самой причальной стенки, своими звуками напоминая мне, что я опять в море... А впрочем, ведь так и было, если не смотреть назад. Все, как и я смотрели вокруг, наслаждаясь морским пейзажем, который плавно переходил в берег, как на картинах Айвазовского, но может с несколько другим колоритом. Искусственные песчаные барханы, завезённые самосвалами, показывали, что началась подготовка пляжа к летнему сезону. Целые холмы высились то тут, то там, в шахматном порядке. Малышня терпеливо покоряла вершины и осваивала палки-копалки… Радостные родители внимательно следили за своими чадами, чтобы те не ели, струящийся на ветру песок. А за противоположной стороной пирса плавал одинокий чёрный лебедь, удостоенный особого внимания праздной публики, т. к. больше чем интенсивно кормить птицу запрещёнными в пищу белыми батонами, заняться было нечем. Гордая, она с не меньшим интересом рассматривала двуногих вертикально ходящих хомосапиенсов, жующих с аппетитом ту же самую запрещёнку… Невдалеке плавал кто-то в чёрном, обтягивающем тело костюме, с красной дыхательной трубкой и таких же ластах. Что характерно, ни лебедь, ни водолаз не боялись друг друга и создавалось впечатление, что они были парой… Один из них, уже пресытившись однообразной пищей, не мог на неё смотреть, второй просто не обращал внимания на плавающие вокруг куски хлеба. Ярко освещенное дно было видно как на ладони. У водолаза было не подводное ружье и даже не фотоаппарат. В руках он держал… металлоискатель. «Водолазы ищут клады»… была слышна песня (как раз по теме) из динамиков ближайшего бара, пробующего на зуб первых посетителей. Столики с типичными «жигулёвским» и чипсами особо не привлекали внимание, потому клиенты не шли косяком. Люди просто глазели на море...
Внимание всех привлёк мальчонка, тащивший на веревочке жёлто-голубой самосвал с большим арбузом в кузове вдоль по линии прибоя… Арбуз был величиной на 5-7 кг. Вот такенный… Понятно, что это был лёгкий мячик, иначе как бы мог трёхлетний
шофёр везти такую тяжесть. Родители, шедшие неподалёку переговаривались по телефонам, что были заметны в их руках.
Такое впечатление, что говорили друг с другом. Бывает и так.
И тут вдруг авария… Машина перевернулась. Арбуз, подхваченный ветром, быстро достиг воды и… поплыл довольно-таки быстро, пользуясь своей парусностью. Папа и мама только и смогли среагировать на крик ребенка… Слава Богу, что только мячик оказался в море. Папа, решивший поиграть в героя, начал быстро раздеваться. Мама вскрикнула на украинском: «Ты шо, з глузду зъихав?» Из бара доносился голос Софии Ротару, поющей с надрывом «Одынокый лист, гнаный повитрям, пролитае повз мэнэ». А тем временем мяч-арбуз, подгоняемый ветром, плыл вдоль берега. Отец, без штанов, наперегонки с ним бежал к пирсу. Мамочка с кричащей деткой за руку семенила, как могла, по песку, сдерживая главу семейства от попыток свершения подвига. Знакомая певица вслед им продолжала петь «Не знаю я, чи знов сюды прыйду?» Люди сгрудились у парапета, хрустя попкорном... Что же будет? Уронит ли молодой отец свой родительский авторитет в присутствии не только его детей. Пляж замер. Кто-то начал звать человека в чёрном непромокаемом костюме, мол давай помогай, кто-то объяснял, что дескать тот ничего не слышит, потому что у него на ушах наушники, в которых только и слышит "пи-пи"... Нумизмат, стяжатель, мол, и что с него взять...
А виновники всеобщего внимания уже бежали по пирсу. Народ с интересом и волнением, молча, расступался перед ними. «Идущий на смерть приветствует вас», вспомнились слова героев-гладиаторов. Полосатый мяч плыл в нужном направлении, поодаль от него по такому же полосатому от морской ряби дну, катраном (наша черноморская акула) за ним, скользила его удлинённая тень. На пирсе, в нужном месте, лежал, свесившись головой вниз, сам отец, а мать что есть сил держала его за ноги... Дитё продолжало орать. Мяч, упершись в бетонную стену, прыгнул в руки сам. Народ рукоплескал…
Стройный чёрный человек-амфибия, тот самый, в красных ластах, как дядька Черномор, вышедший из воды, нёсший в одной руке инструмент, в другой добычу, уже никому не был интересен.