Дмитрий пришел уничтожать меня, вернее посмотреть - убил он меня или нет, но я, как Ванька-Встанька вновь возрождалась и вставала.
"И чего он ее боится, оберегает? Она же татарка! Она будет дергаться грозить, коварно плести свою сеть, выгадывать даже тогда, когда будет играть в благородство, если она сделает бескорыстно один раз - в другой раз непременно возьмет в десятикратном размере. Дружба, понимание, товарищество татарки - все это блеф!" - думала я. Она будет крутить, грозить чуть ли не разрывом, а примет любые условия. Интересно, имею ли я право отвечать подлостью на подлость? В моем арсенале последний патрон - надо его выпустить по назначению! Последним патроном я должна убить ценного зверя, мясо на еду, шкуру на одежду! Ишь, повадилась мальчика любить! Накладно: Не для моих нервишек такая прыть!
Гиви был замотан банковскими делами. Чтобы рассмешить Гиви, я придумала этот трюк с тапком, как клоун в цирке придумывает свои трюки. Я все рассчитала, зрительно я просмотрела в своем воображении эту сцену, стала бы я стараться, если бы Гиви не нравился мне внешне, но меня всегда прельщала эстетика внешности и подачи себя во внешнюю среду. Я понимала, что главное в характере Гиви - терпимость. Я давно работала в одном направлении, пытаясь вывести формулу любви. Не было единого клише, не было цельности ни в ком, кроме меня, от отчаяния, от того, что я, как Агасфер, не могу найти единства между собою и другими, что я замкнулась в своей идеализации, но ради того, что Гиви был терпим - я украшала его несуществующими достоинствами. Я придумала этот трюк с тапком, я все рассчитала, но преподнесла это как экспромт. Эдак, задумчиво, придурковато, небрежно и артистично я тащила тапочек, сделанный из меха и отороченный лохматым мехом, вышитый шелковыми нитками. Тапочек вращался на длинной леске, а Гиви невозмутимо взирал на экран телевизора, где пела Уитни Хьюстон, и на меня с тапочком в руке.
- Я его в стиральной машине постирала.
- Правильно! А где ж их еще стирать? - сказал Гиви.
- Хотела выбросить. Был гадкий, мокрый, облезлый, высох - распушился, как одуванчик: только полинял. Я вот думаю: расшивать их бисером или нет?
- Конечно, расшивать! - в восторге сказал Гиви и умиленно глянул на тапочек, который болтался на длинной тонкой леске, как рыба, а в глазах у Гиви было бесконечное веселье. Казалось, что его взгляд говорил: - Я отдыхаю у тебя. Все бесятся, психуют, друг друга уничтожают, а у тебя главная проблема: расшивать тапочек бисером или нет. "Этот фильм про тебя!", сказал Гиви. Мы смотрели "Высокого блондина в черном ботинке" с Пьером Ришаром.
Есть тысячи мелочей: необъяснимых, мимолетных, почти неуловимых, по которым женщина чувствует, как относится к ней мужчина. Мы были как метростроевцы - Гиви и я, мы шли по одной линии с разных сторон тоннеля. Мне было комфортно в обществе Гиви. Более того, я полагала, что все, что успокаивает наши нервы, наивно, как природа, как мир животных. И к такой гармонии шла моя душа долгие годы. Вспоминая себя в возрасте двадцати лет, я не находила там себя теперешнюю. Мне больше нравилось мое теперешнее "Я"!
Я играла, играла в слова, в описания, я доигрывала свою партию. Я старалась подняться над всем и мне удавалось, с трудом! Подняться над горем, подняться! Подняться над страданием, подняться! Подняться над пошлостью, подняться! Подняться над старостью, подняться! Подняться над отчаянием, одиночеством:
Я всегда хотела иметь такого друга, как Гиви.
Был последний день марта.
Гиви смотрел с тревогой, как я подползаю к нему с тетрадкой в руках, я тихо по ковру от видика перемещалась к его креслу.
- Подожди! У меня голова пухнет от всех проблем! Дай отдышаться! Третий день нет горячей воды - это невыносимо! - изрек Гиви и я обрадовалась, что его более всего огорчает отсутствие горячей воды.
- Я как раз хочу тебе мысль прочитать о больших и малых потерях. Все зависит от того, что есть мерило ценностей для одного - ничтожно для другого. Все зависит от масштаба личности, индивидуума.
Каждый человек стремится к самовыражению: в чем бы это не отражалось: в сексе, в искусстве и так далее. Я полностью выразила себя в романе "Мой лейтенант".
- Я не такой! Ты меня придумала! - говорил Дмитрий.
- Конечно, авторский вымысел, - соглашалась я, понимая, что ему кажется, что наиболее полно он отражается в Софье. Коварный близнец, нежно прильнув к нему, утверждал, что они - родственный души: Только секс нужен был татарке Соне, а не его душа. Если бы нашелся другой, более подходящий ей в сексе, то версия "родственной" души обыгралась бы вновь. Итак, Дмитрий уверовал в то, что свое отражение нашел в Соне, как я - в романе. Мне казалось, что я из 18 века, а моя свеча еле теплится. Что задует ее малейшее дуновение ветра. Он лежал в зазеркалье и смотрел на меня.
- Мы выбираем себе окружение из людей, которые помогают нам наилучшим образом выразить себя: самовыражение в друзьях, в знакомых, в сексе - вот, что преследуем мы, поглаживая наше самолюбие, тщеславие.
- Как ты много говоришь! Некоторые мужчины не любят, когда женщина много говорит! И здесь он сопоставил меня и Софью, которая не умела говорить так, как я. "Ты мужчина?
Ты - модель, натура, глина", - с обидой на него подумала я.
И люблю я не тебя, а себя в романе "Мой лейтенант", ты - мое самовыражение, не будь тебя - не было бы романа, не было бы этого зеркала, куда будут смотреться женщины, едва мой роман попадет в их руки. Я отражаю не только себя, свое лицо, каждая женщина, глядя в него, найдет там себя. Многолико, многопланово, нежно сконцентрированная суть женщины, как эссенция прекрасных духов ударит им в ноздри, закружится голова и, как на крыльях они будут парить в чистом воздухе высокой поэзии и света! Так думала я, но сказать не могла.
- А ты не могла бы дружить со мною как с Гиви?, - уходя, сказал лейтенант.
- Нет, не смогла бы!, - ответила я, полагая, что нечто подобное он говорил Софье, и услышал от нее такой же ответ. Он самовыражался и был доволен своим отражением во мне и в Соне, напоминая мне Нарцисса, с тою лишь разницей, что Нарцисс любовался своею внешностью, тогда как мы занимались более интересными играми; психологией поступков, классифицируя их, давая им название, наиболее точное отражение в словах того, что не имеет реального отражения в мире вещей, но только слово может измерить ценность содеянного, соразмерить с чувством, с эмоцией, и нарисовать то, что невидимо глазу.