скользкий асфальт, el raval
запах моря,
мочи,
электричества.
в нас решительно никакого бегства,
чистое пилигримство.
бары,
вывески,
сувениры,
в переулке за аркой – безденежность.
теплее нужного оденется женщина,
чтоб затем отдать жар и тело
всем отчаявшимся мужчинам:
- и её однажды обнимут
- нет (mi amor?) не обнимут.
мы видим (ошиблись?) – она понимает по-русски,
когда-то (возможно?) она говорила по-русски,
потому проходя мы не скажем на русском и слова.
просто на всякий случай,
из безмерного чувства такта
(кому? то не важно, только не сделай неловко).
я расскажу, что мне нравится быть иммигрантом,
что никогда не получит ни жалости ни ладоней.
они для тех, кто сюда после пуль и голода
на самодельной лодке.
мне тут - толика интереса:
«экзотика».
и подозрений:
«а на уме то что?».
не от того, что
где-то народ,
о котором они не слыхали,
а от того, что стереотипы
не оправдались.
и хорошо, что буквы им точно шифр.
посмотрим «кто» мы без них и
«за что» можно кроме.
а пока обвиваем английским горло.
себе и им.
пусть не будет сегодня никаких
дел и интриг,
но болтовня обо всем
(кроме как об упадке души и сил).
что например забывать всяко легче, чем вылечить и избыть,
и как ценишь больше не тех, кто помог,
но тех, кто мог, но не навредил.
«ярость всяко лучше депрессии», -
говоришь.
- взрослость всегда знает, за что ей пощёчины и плевки.
- детство всегда помнит за что не должно было их получить.
что «мы точно больше любых документов, выкроек и чернил».
в одинаковой яме, ведь этот язык неродной
а потому:
показать перевод,
показать перевод,
показать перевод.
в ход все звуки, гримасы, жесты.
в голову въестся песня:
«то не твоя вина, а твоё наследие».
«мы не велютта и прикасаемы
но так же легко разукраситься сапогами
ведь у лютости нет и не будет наций».
«брайант, дочь плюс еще «какие-то люди» - честно?».
дойти до пляжа и станет уже неважно.
_____________________________
если это не пилигримство,
то пусть это будет бегством.