В артериях – огонь.
Боль тычется в виски,
как призрачный птенец –
стальным чернёным клювом.
Ты всё ещё в себе
/желанью вопреки/.
Но зеркало давно покрыто кракелюром
с обратной стороны.
Смотри – да не смотрись.
Ударишь – разобьёшь...
двойник оближет губы
кровящие, сморгнёт...
опять шепнёт, что жизнь –
иллюзия,
тела – непрочные сосуды...
Ты силишься кричать
/ни звука не издав/.
Ты тянешься к нему и...
гладишь ледяное
зеркальное стекло.
А он...
он так устал
быть тем из вас двоих,
кто знает всё о боли
и – без толку – молчит;
кто, силу раздразнив,
бессильем заклеймён...
привязанностью пойман
в ловушку для теней...
Навязчивый мотив
пульсирует в висках:
– … всё лечится любовью.
– И смерть?
– И даже смерть.
В артериях – глинтвейн.
Прохладная ладонь на лбу –
благословенье.
Ты думаешь порой,
что можешь быть...
взрослей...
и...
в зеркале твоё смеётся отраженье.