Пишу теперь при свете ночника:
в любое время суток – полнолуние.
Ваш крепок сон, и вы наверняка
подписывали на ночь глядя унию
по поводу хожденья наяву
вдоль берега в азалиях цветущих,
пока стрелу в полынную траву
пускал, чтобы влюблять в себя лягушек
из сказочной страны, где даже тень
влюбленной зебры светло-полосата,
где на рогах несёт зарю олень
той, что сказала «да» когда-то…
Вы спите крепким сном. Мне не идут
такие сны, – я в полночь примерялся, –
и жмут в плечах, и сдавливают грудь
без наваждений сны под одеялом.
Изобретение бессонницы – торшер,
в нём есть какой-то шарм – глаза мозолить,
как будто выплывает из пещер,
отбившись от ночного мезозоя.
Да миллионы лет тому назад –
ни дактиля, ни ямба, – птеродактиль,
на птицу в перьях выпучив глаза,
бросался, как юродивый редактор.
Ему бы громко рыкнуть и – в кровать,
кристальное молчание нарушив…
Ещё не научились умирать, –
как на кресте больной душой наружу.