Странно, как вы все тут любите любовно любить любовь,
меня от нее тошнит, дергается веко и даже бровь.
Наедине со светильником разума я самодостаточен, как Аладдин.
Трудно поверить, но я бываю умён только когда я один.
Духовные сущности наконец-то ушли в магазин насовсем,
начищенная стеклотара сияет, насыщенная закатом в 19:07.
В книге сплющен и высушен лист бересклета –
чек за купленное где-то в Анталии лето.
Тюбик от крема переживёт крем на тысячу лет,
Как, например, и меня и тебя переживет наш скелет.
Впрочем, к тому времени это будет неважно.
Лысина существует отдельно от парика.
Тебе не войти в одну реку даже однажды,
потому что ты тоже, пусть внутренняя, но река,
хотя, чем меньше будущего, тем чаще водовороты,
где повторение мыслей тошнотворно до рвоты.
Люди внутри – ремейки канцерогенных мыслей.
Расстрелянные всю вечность слышат смертельный выстрел.
Все мы мечтали и видели: нас осыпают хорошими розами,
но в итоге мы сделались рецидивирующими неврозами.
Заполосканные флибустьеры пузырятся и фыркают пеной.
Даже когда на краю всех краёв – ты в центре бесстрастной Вселенной.
Юноша по имени Мопассан лелеет свои похождения.
Он отрабатывает Кама сутру и все ее положения.
Каждая из его царевен деградировала в лягушку.
Но однажды и он попадается в дорогостоящую love’ушку.
Он услышит миллиард мыслей неподвижного тростника у воды.
Среди высохших есть и такие, что могут утолить жажду.
Впрочем, всё это не так уж и важно,
если бог – это шум тростника у заплетающей косу воды.