Он был старик и море, и полосатый лоб,
Весь перевязанный с шеи до стоп,
Весь отрезвлённый и колющий, как озноб,
Не подходили чтоб.
Он был хороший раб и хороший вол,
Весь бесподобно безбожен и гол,
Весь непонятный и письменный, словно стол,
Чтобы никто не прочёл.
Он был ковчег и звери, несокрушимый тыл,
Весь предающий огласке и придающий сил,
Весь изливающий слёзы, как крокодил,
Чтобы никто не лил.