Достаёшь черновики
давних мыслей и ошибок,
вот уже листки со сгибом
и замяты уголки,
вот кофейное пятно:
чашки донышко – луною,
бессердечны перебои
в аритмичности одной.
Дорисуешь нос луне,
глаз лукавый и задорный,
строки вымараешь чёрным:
грустно станет или нет.
Несерьёзные слова.
Так и нет на возраст скидок,
прощены давно обиды,
и никто не виноват.
*
Кот валяется на стуле...
Если б так меня свернуть,
то не надобно и пули,
так умру.
За окном невнятной кучкой –
голубь мокрый. Если б я,
вымокнув так, посидела,
может, плакала б семья.
Кружка на столе пустая,
нужно б вымыть, только лень,
вот февральская какая,
слякотная дребедень!
*
С солнечного неба – снег слепой.
Треугольник льдинки на стекле.
Чайки возвращаются домой.
Булка с маслом к чаю на столе.
У небес прогалинами синь.
Облаков пушистый кашемир.
Февралю до марта их носить
кучами хламид.
Высыпаю зёрна за окно.
Крыльев, клювов жадность, суета.
Пусть распишут лапками панно.
Зимний день. От снега чистота.
*
В мире не бывает пустоты,
а ведро пустое – человечье,
стадом в небе – облаков овечки,
и без листьев средь зимы кусты.
Только парк не пуст – он птичий дом,
вот следы вороньи, рядом – вещий
дуб, и стонет нотой "до"
голос ветра, вовсе не зловещий.
Если долго вглубь идти – дойдёшь
до кустов калиновых и ягод.
Кормят птиц во время зимних тягот.
Ну а рядом ёлки юбка-клёш.
В парке только утром тишина,
а потом здесь бабушки и дети,
не бывает пустоты на свете.
Только мысль о пустоте – одна.
*
Когда весна всё чаще снится,
когда от солнца сна обвал,
когда кружится голова,
на ветке тенькает синица.
И просыпаешься от песен
и гама шустрых воробьёв,
а солнце всё щедрее льёт
тепло и город расчудесен.
И снова пишется фигня:
какой чудесный пень и я.