Ингрид в скоробленном кардигане берет на язык карбид,
он горит синим, как автоматическая звезда
железных дорог на ночных переездах Димитровграда,
где дребезжание реек, реле и ригелей так постоянно,
что им самим уже кажется тишиной.
Синие лица убитых цапель проступают как фотографии
в тающем снеге капающей Кунгурской пещеры.
В сумерках бездорожья свет фар пробивает туннели тумана,
желтый кошмар, стены сплошного пара
и вен дождя на лобовом стекле
кажутся, собственно, уже гибелью.
Ты чувствуешь себя внутри заметки в газете
о трагедии туристической группы.
Но известия опровергаются утром саньясы,
и угольные колеса параллельного леса зеркальной зари
приносят облегчение и прохладу.
Ты смотришь в окно, занавеска трепещет.
Британские лорды с навечно приклеенной к глазу трубой
на паруснике «Крузенштерн» в спасательной лодке
заняты чем-то разумным. Это необязательно, но они добровольцы.
По телевизору Армагеддон бьет в барабаны, бидоны, поддоны и бубны,
и приближается лавой ликующего карнавала по улицам Рио.
Биллионы яиц и бильярдных шаров выплескиваются пластмассо-
вой волной на остатки площади грандиозности
и отползают в океаны пластмассы,
унося собой мертвые туши туристов
и сочных цитрусовых футуристов.
Полиморфизм зажигает лампы над бульваром с ночным кафе.
В пустоте вихляется дым, сворачиваясь в себя
как мятый полиэтилен.
На зеркальном шаре размазана комната, в которую не войти,
как в физику черной дыры.
Храмовый праздник дарования Торы хрустит огурцом,
он отламывает с каждым годом куски от тлеющей жизни,
мало-помалу она соглашается седым пеплом.
Сапоги с каждым годом скрипят тихим звуком,
как бывает, когда заводишь часы.
Золотые времена верхней лучистой росы
стекают косами желтых ручьев в предгорья Синая, и
Татьяс пьёт их апельсиновый эликсир.
За орбитой Плутона летает трансурановый гипер-рояль
с утроенной клавиатурой от инфразвука до ультразвука.
Но воздуха нет, и ничего не слышно.
Странно думать, что звук — это воздух.
Золотоносный Танатос в пеплосе и шляпе из Самарканда
шепелявит шлепанцами по кафелю сандаловых бань.
Абаддон что-то кому-то в барабанные перепонки бубнит из Талмуда.
Анубис рассматривает Осириса в телескоп, и находит его
застывшим в танцующей позе в созвездии Козерога.
Валькирии пляшут вальс с душами инвалидов
на полу со вскрытыми досками,
вспоротыми криками жертв скотобойни.
На Югорском Шаре юго-западный ветер
стирает берег трухой из израсходованной звезды.
В сущности, на Вайгаче мне некем стать, кроме
как хаотическим сборником мыслей, лоскутным одеялом фрагментов.
Будут проблемы африканского земледелия на Маре-Сале,
и делянки картофеля в Андах индейцев,
не смыслящим в картофеле ни бельмеса,
и борьба со стесанным индивидуумом и умом,
напоминающем нормальную ель из научного леса.
Кабельные магистрали бывают
с симметричным и коаксиальным кабелем.
Всяко, знаете ли, бывает.
То экскаваторщик посечет кабель,
то ливневый дождь смоет НУП и тот,
как поплавок всплывает,
рвет кабели ну и тэ дэ.
В общем, друг мой, не думай, что ты несчастен,
как не подумаешь – тут и счастье тебе.