(Панацея)
Мне снились фашисты и концлагеря,
Мне снились бомбежки и фельдъегеря,
Мне снился ГУЛАГ и портреты вождей,
Мне снились чекисты и крики людей.
Мне снились деревни и города,
Мне снились крестьяне и их господа.
Я видел во сне Хиросиму и взрыв,
Мне снился гигантский гнойный нарыв.
Мне шились банкиры и судьи в суде,
Штрейкбрехеры, фермер и лошадь в узде.
Мне шились заводы, дома и леса,
Мне снилась чума, ледокол, небеса.
Я видел во сне договоры и пакты,
Проекты и нормативные акты.
Оковы и тюрьмы я видел во сне
И было то жарко, то холодно мне,
Какой страшный сон! Не пора ли проснуться?
В холодную воду башкой окунуться,
Умыться, пожрать и пойти на работу,
И совесть давить свою, словно икоту.
Заставить себя позабыть сновиденье,
Трясти головой, отгоняя виденье.
И снова стать тем, кем ты был до тревоги,
И ранку зажившую больше не трогать,
А смазать зеленкой, бинтом замотать,
Чтоб, не дай бог, не открылась опять.
На ночь принять две пилюли для сна
И захрапеть. Чем же жизнь не красна?
Не снятся мне больше тревожные сны!
Нет больше причины — нет больше войны!
Нет разрушителя моих нервных клеток —
Я победил его парой таблеток.
Свободен мой сон от кошмаров и стресса,
Я вновь полнокровный участник прогресса.