Он у ямы стоит с помертвевшим лицом,
Взгляд безжизненный смотрит куда-то…
Разве думал вчера, что считать подлецом
Его станут свои же ребята?
…Стуком комьев по гробу звучали слова
Приговора «…за трусость – к расстрелу!»
Он уже не живой, и душа не жива,
Хоть стоит на ногах ещё тело.
С карабинами шесть чуть поодаль солдат
Стали в ряд, передёрнув затворы.
Строем роты вплотную за ними стоят,
Наблюдая минуты позора.
Он, из боя сбежав, сам себя погубил,
Сделал жизнь перечёркнутой строчкой.
И расстрел, или, как говорили, распыл,
Только ставит последнюю точку.
Товьсь…
Целься…
Пли!