Ворошилки. Потенциал. N8

Андрей Шеянов
Я искренне и глубоко сочувствую всем тем, кто безвременно потерялся сам в себе, оказавшись израненным своими чувствами и не догадавшись о том, каким сокровищем владеет.
Не сумевшим взлететь посвящается....
Самая первая детская любовь повстречалась мне в детском саду. Не знаю: на чём я "залип", но мог часами наблюдать за тем, как Она двигается и говорит, как в солнечных лучах светятся Её волосики. Я созерцал Её, как созерцают прекрасную бабочку на цветке. Во мне не было желания прикасаться к Ней - нравилось смотреть... Через год мы пошли в школу и - о, чудо(!!!) - стали учиться в одном классе! Она не обращала на меня внимания, но мне это было неважно. Я продолжал Её созерцать и делать свои маленькие детские глупости с Её именем в голове... до тех самых крутых событий моей жизни.
Трагедия изменения реальности была настолько глубокой и болезненной, что я забыл о своей Любви.
В 13-14 лет мальчики и девочки начинают тайком наблюдать друг за другом. Мальчишек привлекают изменяющиеся формы девочек. Что привлекает девочек в мальчишках,- мне не ведомо. В новой для меня школе были симпатичные одноклассницы. Некоторым я даже посвящал свои первые стихи. Но там не было Её - той, имени которой можно совершать глупости.
Все (а если не все, то многие) люди того времени очень любили читать. И я не исключение. Поэтому, на основе всяких разных романов, я имел представление о любви и все свои симпатии всегда сверял с неким эталоном чувств, которые (как мне казалось) должен был бы испытывать. Но не было ничего похожего. Да - некоторые нравились. Да - мне иногда нравилось за ними наблюдать. Но созерцать их я не стремился. И это тоже был для меня критерий.
Когда мне удалось вернуться обратно в свою колыбель, моя детсадовская Любовь уже выросла и расцвела. Мимолётом увидев Её, почувствовал, что во мне вспыхнула прежняя лампочка, но светить стала как-то иначе... Однако я по-прежнему был Ей не интересен. К тому же на тот момент уже был серьёзно болен и душевно, и физически. От того, наверное, все мои нервы были обнажены до предела: я плакал от умиления, глядя на то, как два муравья волокут одну палку в муравейник; нежно гладил скудную горную траву и с тихой грустью радовался каждому новому дню. Двор наш, где ранее собирались шумные весёлые компании, - опустел. Народ разлетелся кто куда: кто учиться, кто в армию. Пришёл и мой черёд в армию сходить. Меня призвали, несмотря на все мои заболевания. Но и тут судьба распорядилась по своему: 2 месяца службы вылились в 4 месяца госпиталя, после чего меня вернули "на гражданку" долечиваться. И наконец наступил день, когда консилиум врачей решал вопрос: давать ли мне группу инвалидности и какую - третью или сразу вторую. Этот консилиум меня разбудил: "Мне инвалидность!?? МНЕ???" От врачей ушёл не попрощавшись. Взялся за своё здоровье сам. Лечил тем же, чем и заболел - желанием выздороветь: будучи в небытие, главенствовало желание заболеть. Абу Али ибн Сина, великий Авиценна, сказал, что все болезни, как и здоровье находятся в нашей голове. Вот я и делал всё то, что было противопоказано моему организму, приговаривая при этом, что это всё мне на пользу. Когда через 5 лет была сделалана кардиограмма, врачи очень удивились и сняли диагноз "порок сердца". Дальше было проще. Своё лечение я продолжал так же, не прибегая к помощи медиков: организм прекрасно программировался и оживал. Настолько увлёкся свой психикой и физиологией, что мог контролировать физические процессы своего тела, чем дестабилизировал автономную работу организма - переусердствовал. До сих пор приходится порой вносить коррективы. С одной стороны удобно, когда есть в этом необходимость. Но когда необходимости нет... Не очень удобно.
После армии мало кто вернулся в нашу колыбельку. Для меня было важно, что вернулся Лёха - о нём я тосковал больше, чем о всех других: с Лёшкой мы вдвоём неоднократно ходили на перевал и потому моя душевная связь с ним была сильнее и глубже, чем родственная со старшим братом. Это ещё один нюанс, не давший мне окончательно сломаться - скупая на эмоции мужская Дружба и Любовь.