Часть первая
1
Мне в раннем детстве снился странный сон.
В нём было всё и смутно, и реально.
В ночной тиши моя вращалась спальня,
И темнота текла со всех сторон.
Мне снился сад, и яблоня в саду
Листву роняла, осени покорна,
Был старый мощный ствол от влаги чёрным,
А я к нему скользила, как по льду.
Как будто отраженья в зеркалах,
Всё множилось – и снова исчезало.
И вдруг возникла Тень и мне сказала…
Но что сказала, я не поняла.
И голос был бесплотным, но живым.
И Тень прозрачно волнами струилась.
Не знала я, как долго это длилось,
Но вот виденье превратилось в дым,
А дым рассеялся. И облик неземной
Мне показался милым и знакомым.
И я в тревоге повернула к дому.
Но возвратилась в дом уже иной.
2
Как много раз ко мне с тех давних пор
Она являлась наяву виденьем!
И я уже не ведала сомненья:
Она реальна. Мысленный мой взор
Мне рисовал всё явственней черты:
Лицо, фигуру, волосы и жесты…
Но я не знала времени и места,
Где воплотятся в жизнь мои мечты
О той, кого я видела во сне,
И чья душа с моею слиться может,
Кто всех на свете ближе и дороже
И, как и я, тоскует обо мне.
Шли годы. Я не верила давно,
Что состоится в этой жизни встреча.
Судьбе упрямой больше не переча,
Смирилась. Но встречала всё равно
То там, то здесь похожих на неё.
И даже на картинах рисовала.
Но этого, конечно, было мало:
В мечтах жило видение моё.
3
Меня вела, как поводырь, печаль
Сквозь сумерки к серебряному Свету.
В Пути искала ясные ответы.
Я чувствовала: Ангел у плеча.
И где-то в небесах моя Звезда
То появлялась, то во тьме скрывалась…
По временам виденье забывалось –
Но не затем, чтоб скрыться навсегда.
Я назвала её своей Сестрой,
Но это имя тайное скрывала,
В стихах моих его не поминала,
И знала: это не было игрой.
Давным-давно она в моих стихах
Плыла то тенью, то неясным бликом,
Преображаясь в мире многоликом,
Мгновеньем быстрым в сумрачных веках.
4
Поэзия рождается не здесь.
В ней скрыты и пророчества, и тайны.
И строки, что слагались – не случайны,
Они полны неведомых чудес.
Так много раз творились чудеса –
Моей судьбы хранители и судьи,
Свершений потаённое орудье –
Я слышала всегда их голоса.
Однажды тихим вечером в окне
Луны светился серпик на закате.
Надела Тайна шёлковое платье
И снизошла с высот своих ко мне.
Наполнился мой одинокий дом
Нездешним, чуть мерцающим сияньем.
Неведомым доселе обаяньем
Повеяло. Светящимся крылом
Коснулось Чудо ласково души,
Легко и нежно взор мой обратило
На шар, плывущий в воздухе застылом.
И закружил он над свечой в тиши.
Но прогорела час тому до дна
Свеча в ночи, осталось только тело.
Моя душа пред Чудом онемела,
Но действа суть ей вся была видна.
А шар светящийся тем временем завис
Над впадиной свечной. И опустился.
Он всё быстрее, яростней кружился…
Огнём чудесным озарился низ,
Потом всё выше, ярче… Наконец
Взметнулось пламя над свечой убогой.
И в тишине таинственной и строгой
Послышалось биенье двух сердец.
5
Всё было необычно в этот день.
Ничто не предвещало нашу встречу…
Но вдруг меня позвали издалече.
И вот передо мной возникла – Тень!
Да, этого я точно не ждала.
Но с глаз как будто пелена упала:
В одно мгновенье я её узнала!
Мне встреча эта душу обожгла.
С тех пор пошли сплошные Чудеса.
Всё рассказать в поэме невозможно.
И с Чудом быть хочу я осторожной:
К нему всегда причастны Небеса.
В поэме опишу одно из них.
Мне это Чудо подарила Тайна.
Я не хочу предать его случайно.
Им Небеса хранили нас двоих
С моей Сестрой. От века суждена
Была нам в жизни сказочная встреча…
О, Боже мой, прости мне эти речи!
В них виновата только я одна.
6
Я испытала магию зеркал –
Не раз, не два. Они всегда, повсюду.
Их отраженья, что подобны чуду,
Очерчивает времени овал.
Пространство искривлённое сквозь них
Течёт и, преломляясь многократно,
Событья может повернуть обратно,
Как будто в измерениях иных.
И всё случилось, как бывает, – вдруг.
Я ни на йоту не была готова
К тому, что подарил мне вечер новый,
Событий странных размыкая круг.
Внезапное видение меня
Настигло наподобье приговора:
Как будто бы отдёрнули мне штору,
И сноп дневного яркого огня
В глаза ударил. Огляделась и
Увидела, что я сижу на сене.
Вот старые, в щелях широких, стены,
И хлам какой-то прячется в тени.
Себя я вижу как бы изнутри,
Сестра тут, рядом, но в одежде странной:
В рубахе, в грубой юбке домотканой,
Босая. Зайчик солнечный горит
На волосах: пробрался через щель.
И пахнет сеном, пылью и жасмином.
И, кажется, я тоже в платье длинном,
Но облик мой был для меня не цель.
И с той минуты ЭТО началось.
То прерываясь, то опять случаясь.
С Сестрою мы в видениях встречались.
Они как бы нанизаны на ось,
Но вразнобой. Как если бы листы
Перемешались в очень старой книге.
Реальности причудливые сдвиги
С тех пор со мной бывали так часты
И так подробны… А когда вся суть
Открылась мне, виденья прекратились.
И жизнь иная мне не сном явилась:
Как осознаний очень важных путь.
И раньше было многое со мной –
Такое, что в привычном не бывает.
Теперь меня мой Ангел призывает
Поведать о реальности иной.
Сей повести печальной я не враг.
Её люблю и в памяти лелею.
Нисколько о прошедшем не жалею.
Так было. И да будет ныне так.
И это только часть, что нам двоим
С моей Сестрой пришлось пройти совместно.
Надеюсь, повесть будет интересна
Любезнейшим читателям моим.
Часть вторая*
7
На низком небе бродят облака.
Начало лета выдалось дождливым.
Не уродятся яблоки и сливы.
Водою мутной полнится река.
С болот по вечерам ползёт туман.
К полудню ветер северный стихает,
Но солнце, как и прежде, отдыхает.
В прогулках конных дождь – большой изъян.
Зато сидеть за книгой хорошо,
Блуждать пытливым взглядом по страницам.
Иль, может быть, над глобусом** склониться.
Иль вдруг черкнуть стишок карандашом***.
Давным-давно закончилась Война****,
И португалец Васко***** ходит в море…
Так много интереснейших историй,
Которыми сегодня жизнь полна!
Мне нравится смотреть в окно на двор
И на цветник, под окнами разбитый.
Вон слуги из моей обычной свиты
Гоняют лошадей во весь опор.
Старуха-прачка возится с бельём.
На псарне лай. И в кузне слышен молот…
А небосвод вдруг молнией расколот.
Дождём, наверно, снова двор зальёт.
Стемнело. И слуга принёс свечу.
Всё ближе гром, и молнии сверкают.
И мысли, тяжелея, не мелькают.
Всё, хватит на сегодня. Спать хочу.
* Действие второй части поэмы происходит летом 1498 года, в Англии.
** Глобусы в конце XV века выглядели иначе, чем современные. Они имели вертикальную, неподвижно закреплённую ось, были обтянуты тонкой кожей, как правило, жёлто-коричневого цвета. Были и другие естественные отличия.
*** Считается, что история карандаша начинается с XIV века, но деревянные грифельные карандаши появились только в XVI веке.
**** Война Алой и Белой Розы 1455 – 1485 гг.
***** Португалец Васко да Гама открыл морской путь в Индию вокруг Африки в 1497 – 1499 гг.
8
Какая радость! Солнышко с утра!
И по стене бежит весёлый лучик.
И воздух кажется густым, текучим.
Прекрасный день! Вставать давно пора.
Наш замок на отшибе. А кругом –
Поля, болота, тихие деревни,
Река, холмы, высокие деревья…
Я вовсе не мечтаю о другом.
Как хорошо скакать во весь опор
По бесконечной, кажется, дороге!
Подальше от надсмотрщицы строгой,
Взметая пыль, песок и мелкий сор.
В седле сижу я с ранних детских лет.
На лошади гнедой люблю скакать я
В мужском красивом и удобном платье,
Плотней надев кровавый мой берет.
И ветер полотно волос мне рвёт,
И свист в ушах стоит от скачки быстрой.
А на ресницах стынут слёзы-искры –
На них не нахожу я укорот.
А возвратившись, побегу к реке,
Чтоб возле ивы старенькой плескаться,
Потом в траве высокой поваляться,
Воды испить в хрустальном роднике…
Какое счастье в этом мире жить!
Он весь у ног моих – такой огромный!
И радостью я полнюсь неуёмной:
Жизнь хороша, и не о чем тужить!
9
Чудесный день! Прогулка хороша!
Устали лошади. Я еду мерным шагом.
Заходит солнце, где-то над оврагом
Сползает за деревья, не спеша.
А вот и мост. Ворота отворить
Бежит привратник. Сторож он надёжный.
Переступает лошадь осторожно,
Косится на воду: наверно, хочет пить.
Приехали. Дорога через двор…
«Том, кто это? Её впервые вижу.
Да нет, не там! Смотри немного ближе,
Вон там, вон там, метёт с дорожки сор.
Садовница? Пришла ещё с утра?
Смотри-ка, Том, красавица какая!
А волосы! Ну, будто золотая!
Подъедем, познакомиться пора!»
«Ну, здравствуй, милая! А как тебя зовут?
Смотри-ка, Том, ну, вылитая долли!
Как? Повтори! О, да, конечно, Полли!
Какие могут быть сомненья тут!
Прекрасно, Долли-Полли! Подойди,
Хочу я рассмотреть тебя поближе.
Какие волосы! Впервые это вижу!
Спустились до колена по груди.
Ну, не смущайся, подними глаза!
Ах, Боже мой! Травинок зеленее!
Не бойся же! Ну, что мне делать с нею?!
Ведь не бодаюсь, я же не коза!
Ну, хорошо, иди, работай, Долл.
Нно, Черри, нно! Давай-ка на конюшню!
Уж не к грозе ли, Том? Немного душно.
Да и пора, наверное, за стол».
10
«Том, приведи садовницу ко мне!
Ну, как – какую? Ту, что с волосами…»
«Привёл? Теперь ступай, а мы тут сами…
Долл, снова прижимаешься к стене?!
Ах, что ты: «госпожа» да «гопожа»!
Я Лилиэнн… Зови Лили, пожалуй,
А Лилиэнн – как тётушкино жало…
Нет, злее жала! И острей ножа!
Не бойся, глупая, тебя не трону я!
А ну, надень, примерь-ка это платье.
Какая будешь в нём, хочу узнать я.
Надень его, красавица моя!
Ну, что же ты? Поближе подойди!
Тряпьё своё снимай-ка побыстрее…
Поторопись! Чего же ты робеешь?
Прошу тебя, довольно, не чуди!
Ну, знаешь ли… Не смей перечить мне!
Надень сейчас же, глупая ты Долли!..
Ты плачешь?!. Ладно, ладно, не неволю…
Ну, успокойся! Встань-ка в стороне,
Смотри сюда. Ты знаешь, это что?
Вот этот шар на деревянной ножке,
Там, возле книги в кожаной обложке
С огромною застёжкой золотой?
Названье – глобус. Это же Земля!
А здесь моря начерчены и суша.
Вот, подойди поближе и послушай.
Тут Англия, её леса, поля.
А тут простор английским кораблям.
Они свободно плавают по морю.
А здесь – ты видишь – это в море горы…
Ты понимаешь, что земля кругла?
Ага! Ага! Не веришь! Ничего!
Потом я расскажу тебе о многом!
Ну, а сейчас, иди сюда, потрогай,
Какая гладкая поверхность у него!»
11
Сегодня Долли стала посмелей.
Она меня почти что не боится.
Уже не та нахохленная птица.
Нам хорошо сегодня было с ней!
Когда она закончила сажать
Цветы на клумбах, что дождём размыты,
Её на реку утянула скрытно –
Купаться. Было весело бежать
По тропке, раздеваясь на ходу,
Потом плескаться, брызгаться водою
И отдыхать под ивою седою,
И слушать, как поют щеглы в саду.
Она сушила волосы, а я,
Мешая ей, лицо в них зарывала…
Закат над речкой загорался ало,
Не предвещая нудного дождя.
12
С утра мы с Долл пололи сорняки,
Из камешков бордюры городили,
И луковицы белоснежных лилий
Высаживали прямо у реки.
А тётушка сердилась: «Лилиэнн!
Вы не должны!..» А я в ответ смеялась.
И с Полли целый день не расставалась,
Не поднимаясь, кажется, с колен.
А вечером в каморке у неё
Мы пили чай из розы и жасмина.
Наш разговор тянулся длинный-длинный…
Ведь говорить мы с ней не устаём.
Она мне рассказала о себе –
Совсем немного. У неё есть тайна.
А это интересно чрезвычайно!..
Я сожалела о её судьбе.
Она, сбежав от пьяного отца,
Что бил её нещадно смертным боем,
Работой не гнушалась никакою,
Трудясь с утра до ночи – без конца…
Обнявшись, мы сидели у огня,
Не замечая времени теченья.
Вокруг давно сошлись ночные тени.
И обыскалась тётушка меня.
13
Назавтра пред закатом мы ушли
В наш старый сад. Там голубели тени.
И бликов золотистые ступени,
Казалось, в небо синее вели.
Мы собирали яркие цветы,
Болтали и шутили, и смеялись,
Плодовую рассматривали завязь
И норы, что наделали кроты.
Уселись на полянке у реки,
Плели венки, друг друга украшали.
Над нами ива в серебристой шали
Закатные ловила огоньки.
В реке плескалась рыба, камыши
Шептали нам волшебные заклятья.
И облака, надев из перьев платья,
Так несказанно были хороши!
Садилось солнце сразу за холмом.
С реки слегка прохладой потянуло.
Над речкой корни ива изогнула.
И вдруг из-под коряги глянул сом!
Огромный и толстенный, как бревно.
Взглянул на нас – и в воду погрузился.
Закатный луч на волнах отразился,
Но тут же в речке сделалось темно.
Зелёных сумерек настала тишина.
Мы с Полли побрели тихонько к дому…
Я счастлива была, но по-иному,
Совсем не так, когда была одна.
14
Цветник у дома. Лилии цвели
И пахли горько свежестью дурманной.
И веяло от них печалью странной.
И всё казалось: в неземной дали
Мне мама улыбалась. Боже мой!
Ведь я её не видела ни разу.
Лишь тёткою однажды был рассказан
Конец её истории земной.
Она, бедняжка, в родах умерла,
Меня отцу и тётушке оставив.
Несправедливо это, против правил,
Что я без ласки маминой росла!
У Полли мама позже умерла:
Отец её со зла забил до смерти.
Его в аду должны поджарить черти
За все земные страшные дела!
Вот Полли появилась. У неё
В руке плетёнка плоская с цветами.
Мы их вдвоём посадим в память маме,
Потом купаться на реку пойдём.
15
Однажды с Долли забрели в сарай
И рядышком легли на сеновале.
Одобрила б нас тётушка едва ли,
Но нам в сарае – настоящий рай.
Сквозь щели били солнышка лучи,
Пылинки в них плясали и кружились.
Неведомая нам, шуршала живность,
Кричали где-то вдалеке грачи.
Я начала про Африку рассказ:
Про львов, жирафов, тигров, носорогов,
Про обезьян поведала немного.
Потом дремота одолела нас.
И так, обнявшись, спали с полчаса.
Вдруг дверь со страшным скрипом распахнулась.
Мы с Долли вместе вздрогнули, проснулись.
На Долли будто пали небеса.
Она застыла в ужасе, а я
Приподнялась и тётку увидала.
Не по себе мне тоже сильно стало,
Как будто к нам сюда вползла змея.
В тот вечер Долли заперли в подвал.
И как я ни просила, ни сердилась,
Для Долли всё ж свободы не добилась.
Ей тётка не простила сеновал.
16
Казалось, всё наладилось у нас.
И Полли успокоилась немного.
Лишь иногда смотрела на дорогу,
На горизонт – не отрывая глаз.
Я отвлекала, как могла, её.
Истории рассказывала, сказки.
Мы, наконец, гуляли без опаски
И иногда работали вдвоём.
Мне нравилось быть возле. Рядом с Долл
Так было хорошо и интересно!
И вместе вовсе не было нам «тесно».
Ушло куда-то большее из зол:
Чтоб не разгневать тётушку опять,
Ей на глаза старались не попасться.
Кому нужны излишние напасти?
Подальше уходили мы гулять.
Когда труды дневные свершены,
И солнце подвигается к закату,
Для нас двоих мгновенья эти святы –
То радости полны, то тишины.
Без Долл не представляла я себя.
Она была мне будто бы сестрою.
И перед сном мечтала я порою,
Что так и есть – душой её любя.
17
Какая нынче яркая луна!
Она глядит в окно, бросая блики
На двор ночной. Совы ужасны крики.
Напуганная ими тишина
Забилась в тени чёрные. Снуют
Ночные твари в воздухе дрожащем.
Я отчего-то думаю всё чаще
О грустном – пусть лишь несколько минут.
Я думаю о Полли, о себе,
О том, что ждёт нас в этой странной жизни,
Такой прекрасной и такой капризной,
Покорной лишь всевидящей судьбе.
И почему, когда мне хорошо,
Вдруг к сердцу подбирается тревога?
Ведь в жизни счастья, как и прежде, много…
Но мне не совладать с моей душой.
18
Сегодня Долли очень занята.
Ей нагрузили грязную работу.
Она трудилась до седьмого пота.
Я думала: то было неспроста.
Так много дней не удавалось нам
Пойти гулять, как прежде мы гуляли.
Нас, видимо, нарочно разлучали,
Задав работу девичьим рукам.
Лишь изредка, почти что перед сном,
На несколько минут мы с ней встречались.
Но в наших встречах не было печали.
И мы мечтали только об одном:
Оттает тётка, сменит прежний гнев
На милость. И вернутся наши встречи…
Но грянул гром – казалось, издалече –
И вдруг беда свой распахнула зев.
19
Я взрослая теперь. Шестнадцать лет
В прошедшую субботу миновало.
И тётушка сегодня мне сказала,
Открыв один большой-большой секрет,
Что батюшка намерен мне найти
Достойного руки моей и рода.
Ах, Боже мой, ведь все они уроды,
И глупость их вовек не обойти!
Меня позвали вечером к отцу.
Он хмурым был. И, сообщив мне новость,
Не сбавил ни на дюйм свою суровость,
Сказал, что завтра вызван ко дворцу,
А, возвратившись, все решив дела,
Займётся подготовкой нашей свадьбы –
С соседом. Он бывал в его усадьбе,
И я когда-то в детстве там была.
Он родовит, богат. Пусть староват…
Но это ничего. И лучше даже.
(А я отроду не видала гаже!)
Не то, что молодой какой-то хват!
Я плакала. Отец не поднимал
Глаз на меня и хмурился сурово.
А я хоть до утра была готова
Молить его. Он слова не сказал,
А лишь ладонью хлопнул по столу
И жестом отослал меня из залы.
О, да, ему не жаль меня нимало!
Должна уйти я к старому ослу…
А за дверями тётушка ждала.
И сухо мне сказала: «Хватит плакать
И в доме разводить впустую слякоть!»
И за руку от залы увела.
20
Случилась встреча с Полли – у неё.
Закат погас. Мы в сумерках сидели,
Друг друга лица различали еле.
Вдруг к ночи раскричалось вороньё.
Недобрый знак. Но время быстро шло,
А мне ей надо о беде поведать.
К тому же час теперь для встречи редок.
А нынче хоть немного повезло.
«Ах, Полли, обними меня! Отец
Любил меня, но был суров и сдержан.
Теперь же не на шутку он рассержен,
Что не хочу идти я под венец.
Грозился, что отправит в монастырь.
А мне, что так, что так… А лучше в петлю.
Но это ж грех, и потому я медлю…
Но всё вокруг – как выжженный пустырь.
Никто меня не хочет пожалеть.
Вот только ты, моя родная Полли!
Что за судьба мне выпала на долю!
Сажают, словно, в золотую клеть».
Мы горевали вместе. А потом
Вдруг Долл сказала, что бежать нам надо.
Она знаток родительских повадок.
А дочь в семье бывает лишним ртом.
Ответить не успела я, как дверь
Вдруг распахнулась. Тётка на пороге.
Подняв свечу, она сказала строго,
Кому, не знаю: «Норов свой умерь…»
«Подите вон, сюда не звали вас!» –
Метнула я. Дерзить мне не впервые.
Глаза её, сейчас такие злые,
Смотрели слишком пристально на нас.
Чепец поправив, скомкала платок,
Поджала губы, удалилась молча
Она была темней декабрьской ночи:
Теперь обиду затаила впрок.
А Полли ни жива и ни мертва…
Я, как могла, тревогу спрятав глубже,
Шептала ей, что, мол, бывает хуже,
И ласковые, нежные слова…
Напрасно. И тогда я поклялась
Что тётушку уж как-нибудь умаслю!
Моя надежда вправду не погасла,
Такое ведь бывало, и не раз.
21
Прошло два дня. Отец не приезжал.
Дела, как видно, в Лондоне держали.
У тётки, как и прежде, я в опале.
Она своих не убирала жал.
С утра я Полли не могла найти,
Хотя искала до полудня всюду.
Молила Бога, чтоб свершилось чудо,
Надеясь, что оно уже в пути.
Спросила: «Том, ты Полли не видал?»
Сначала он молчал, в глаза не глядя.
Потом ответил, что искать не надо:
Её ещё вчера свели в подвал.
Ну, а теперь, он знал: не там она.
Её недавно отвели на псарню.
Вели псари, два огроменных парня,
И с ними конюх. Вестью сражена,
Что было духу, бросилась туда.
И сердце было выскочить готово:
У тётки наказание сурово.
И это значит, что пришла беда.
Я опоздала. Волосы Полин
Смотал на руку мерзкий псарь проклятый.
Кричала я: «Она не виновата!..
Скажу, и вас накажет господин!»
В одно мгновенье всё произошло.
В глазах темно, сознанье помутилось.
Я не видала, как же всё случилось:
Палач отсёк ей волосы ножом.
«Пусть будет рада, что не с головой!» –
Сказал. Захохотали громко, грубо.
А я стояла, крепко стиснув зубы,
Чтоб не издать тоскливый волчий вой.
22
Оплакивая волосы её,
Сидели с Полли у неё в каморке,
И говорили шёпотом негромким,
И горевали о себе – вдвоём.
Но что тогда могли придумать мы?
Нам было страшно, очень одиноко.
А тёткино всевидящее око
Глядело в наши души и умы.
Отец вернулся. Был встревожен, зол.
Я даже подойти к нему боялась.
О свадьбе – от греха! – не заикалась.
И каждый час, как гиря, был тяжёл.
И вот теперь сидели мы вдвоём.
А там, без нас, судьба решалась наша.
И круче всё заваривалась каша.
Шепнула Полли: «Ну, чего мы ждём?
Бежать пора! Нас не спасёт никто.
Меня забьют, тебя отправят замуж
За старика противного, а там уж
Покруче, чем теперь, веретено».
Она твердила, что сбежим туда,
Где нас вовек никто-никто не сыщет,
Пускай хоть до скончанья жизни рыщут,
А хоть бы и до Страшного Суда.
23
А я всё сомневалась. Ночь прошла
Тревожная, бессонная, шальная.
Казалось мне, что я совсем больная.
И тосковала, маялась душа.
На миг забудусь – вздрогну и очнусь.
И вновь лежу, в окно седое глядя.
То думаю: бежать – чего же ради?..
То за себя и Полли так боюсь!
Казалось: вдруг уговорю отца,
И он меня возьмёт и пожалеет.
Но сразу же на сердце тяжелеет:
Был хмур отец, приехав из дворца.
Настало утро. Встретилась я с Долл.
Она была испугана ужасно.
На лучшее надеяться напрасно:
Сурова тётка, и отец был зол.
Мы спрятались в укромном уголке,
Стараясь на глаза не попадаться.
Да долго ли придётся нам скрываться?!
Судьба у тётки в цепком кулаке.
И я решилась. Пусть, куда бежать,
Не знала, но на Полли положилась.
Она клялась всё утро и божилась,
Что больше в замке нечего нам ждать.
24
Мы выбрались на волю через лаз.
Бежать, куда глаза глядят, негоже,
Но ждать чего-то – глупо и тревожно.
Бежать! – покуда не хватились нас.
Бежали пустырями вдоль болот,
То лезли на холмы, то вновь спускались.
Испачкались и сильно ободрались…
А вот и самый главный поворот:
Я дальше не бывала никогда.
Казалось, что за ним – страна другая.
А Долл меня тащила, помогая
Карабкаться на горку. Вот беда:
Я уставала больше и быстрей,
Была для Полли тяжкою обузой,
Но для неё быть не хотела грузом.
«Беги одна!» – Я говорила ей.
Но Полли и не слушала меня,
А очень крепко за руку держала.
Я спотыкалась, падала. Дрожала
Рука у Полли. На закате дня
Мы рухнули на траву у холма.
Но отдыхать мне долго не случилось:
Бежать подальше Полли торопилась,
От страха пред погоней – без ума.
Взбирались, лезли из последних сил.
«Ещё совсем чуть-чуть! – Твердила Полли. –
Сейчас на холм, а после через поле,
Потом река и лес». Там Леший жил,
Как рассказала Полли мне давно.
Старик в лесу почти всю жизнь скрывался.
Ни разу никому не попадался.
С ним встретиться ей было суждено.
25
Вскарабкались. Но больше не могу
Я двинуть ни ногой и ни рукою.
Почти стемнело. Только что такое
Там светится?.. Там, под холмом, в логу.
Опомниться нам не дали. Тотчас
На холм явились конные и пеший.
И охватило ужасом нездешним
Измученных, несчастных, бедных – нас.
А дальше… Всё в туманной страшной мгле.
Метнулась тень – и Полли вдруг упала.
Я ничего не поняла сначала…
Но вот: она лежала на земле.
Она лежала. Нож торчал в груди.
Я возле Полли пала на колени.
Лицо её покрылось смертной тенью.
И ничего не стало впереди.
Что было дальше, плохо помню я.
Всё вырывалась, а меня тащили.
Я отбивалась, что хватало силы:
Там Полли на земле ждала меня!
Её звала, но голос вдруг пропал,
Я только рот беззвучно открывала.
Потом, наверно, замертво упала.
И мир исчез, пред тем уйдя в спираль.
Эпилог
Судьба была жестока к Лилиэнн.
Она болела тяжело и долго.
Потом – помолвка, как оплата долга.
Потом попала, словно птичка, в плен:
До свадьбы посадили под замок.
И даже на прогулки не водили.
А боль всегда жила – в душе, в груди ли…
Одно лишь ясно: кончен жизни срок.
Служанка отворяла ей окно,
Чтоб воздух освежить в хозяйской спальне.
И вот однажды, истинно случайно,
Окно не заперла ей перед сном.
Спуститься из окошка – пустяки.
Её спасали детские проделки.
И чтоб уйти от новой переделки,
Она сбежала ночью. От реки
Свернула, и бежала вдоль болот,
Как некогда они вдвоём бежали.
Но понимала что-нибудь едва ли,
И всё ждала тот самый поворот.
Закончились седые пустыри.
Вдруг под ногой зачавкало болото.
За ней гнались. Кричал ей громко кто-то.
Болотные вздувались пузыри…
Всё ближе, громче, злее лай собак.
Её теперь травили, точно зверя…
Сейчас в одну сошлись её потери.
Пустое всё. И ненавистный брак,
И монастырь, и тётка, и отец
Остались вдруг в иной какой-то жизни.
Так по двоим она справляла тризну:
«Ах, Полли… вот, к тебе иду!»
Конец.
5 – 11 июня 2018 года
Из книги "Таинственные речи тишины" (2019)