Он говорил мне:
– Baby, любить легко, –
с нижней губы стирая... не молоко.
Пристально скальпельно-долго смотрел в глаза:
– Деткам домашним всё хочется, что нельзя.
Мамушки-нянюшки сами толкают их
в наши объятия – глупых таких... живых...
тёплых и мягких... Сразу и не поймёшь:
хочется съесть их, или короткий нож
«выгулять» – болью нежность разрисовать...
Он говорил мне:
– Baby, учись молчать.
Не представляешь, сколько охочих до
каждой мольбы.
Как спицами – под ребро –
каждое слово входило...
левее...
Он
был, как учитель, в предмет свой почти влюблён.
– После, – шептал, – научу тебя говорить...
Я научилась – смеяться и... бить в поддых;
рвать по-живому – снаружи да изнутри;
чтобы согреться немного – сжигать мосты;
быть милосердной, вонзая мизерикорд...
и выдыхать, оргазмируя: «Yes, my lord»...
Я – научилась.
И, встретившись снова с ним,
было забавно отметить: он стал другим...
– Ты изменилась.
Целует.
Во рту – стекло.
Режемся.
Шепчем друг другу:
– Любить...
– ... легко.