Зима, но туман над болотами стоек,
мне девять, и я - по уму - не католик,
хоть в ритме хорала под веками пляшут
аморфные, топкие и настоящие
видения - почва стыда и надменности,
которым досада приходит на смену,
и лестница в крипту - любви вожделенней
/туда не пускают без сопровождения/.
Бессвязно и шёпотом: «Где мы? - Живые» -
как будто мы видим друг друга впервые
с кузеном. Бредём от часовни до дома
петляющим трактом и руслом бездонным.
Грейхаундом ветер по снегу валяет
открытый ларец с инкрустацией «Violet» -
свидетельство страсти/домашних скандалов,
и я, подобрав, выдыхаю: «Достало».
Пройти анфиладой, молчать инстинктивно,
синхронно застыть на пороге гостиной,
где тайна во мгле предрождественской плавает,
и шепчутся siblings означенной Вайолет.
«Она мне не рада: не знаю, в чём дело,
пусть мы не друзья», говорит Изабелла,
«но так - не бывало. Хоть ты просвети меня».
/Младшего брата не помню по имени/.
«Пусть я нахожусь здесь почти неотлучно,
ты - женского пола. Её это мучает».
«Запущенный случай». «Запущенный случай».
«С годами ничто не меняется: в детстве
с тобою случалось, что некуда деться,
родители то негодуют, то плачут,
ответственность давит - единственный мальчик...
Когда в expectations сполна изваляют,
я - ценный союзник, но любишь ты - Вайолет».
«Теперь я привязан, скорей, по привычке,
но в общем - права, ни прибавить, ни вычесть,
я думаю, Вайолет - зеркало мира,
в котором всё - дрянь, но отчаянно мило,
который загнётся без дозы внимания,
в обмен - при удаче - на время обманет
посулом души в торжествующей плоти,
стихийным соблазном... Решишь расколоть, а
внутри - ничего: ни загадки, ни воли,
ловушка фертильности бесит, доколе
фрустрацию и тошноту не потушит
слияние нежности и равнодушия.
Увы, только мне естество прививает
способность любить настоящую Вайолет -
любить, не желая увидеть раздетой».
«Ещё бы: ты - брат ей». «Да нет, не поэтому.
Она - бесполезна, как серьги и статуи».
«Я слышу в цинизме мечту об обратном».
«Осколке одухотворённой вселенной,
что, раз отразив, оставляет нетленным?».
Смеются. Не дышим, чтоб слышать получше.
«Присутствие женщины Вайолет мучает.
Ты знать не желаешь, о чём я подумала».
Часть слов растирают до белого шума.
«Я помню тот день - Изабелла, налей мне -
но слыша, не видел, и чёткого мнения
иметь не могу... Но как жутко вопил он
в ночь после рождения, словно был в силах
заставить потерянное отыскаться.
Есть термин для этого - эхолокация».
«Все дети рыдают, не преувеличивай».
«До порванных связок и смены обличий?».
«Одно утешает: разрушить ограды
беспамятства, если все домыслы - правда,
возможно лишь в дебрях таких... Ну а впрочем,
к чертям пустословие - вдруг, напророчу».
«Они о тебе говорят?». «Без понятия».
Рискованный шёпот, попытка обняться
без лишних движений.
«Ты где, Изабелла?
Клянусь, ты о чём-то ином онемела».
«Предчувствия глупые: мерзко и грустно.
В отсутствии мозга, в отсутствии вкуса
не нас упрекать, и течения мало,
чтоб нас понесло в жернова карнавала,
но он неизбежен, живёшь себе смирно,
а всё-таки ловишь вибрации мира
и думаешь: право, пора за границу,
хоть нынче навряд ли мой сын согласится.
Ты странно бледнеешь». «Здесь просто промозгло.
Фамильная гордость - отсутствие мозга -
у этой семьи. Близорукий слепого
утешит едва... Но появится повод
гадать на грядущее, вдумчиво строить
по замку на каждом отшибе истории -
ты будешь - как в детстве - союзник ближайший.
Не знаю, о чём я, но рукопожатие
похоже на пакт без известных условий».
Разбужены ветром, гудящим под кровлей,
ныряют под маски спокойно невинные,
заметив три тени на входе в гостиную.
И формы двоятся, и в сумраке плавают
плеяда огней - инкрустация «Violet»,
тропинки, завязшие строчки хорала,
видения топкие, реплики шалые,
настойчивым запахом - сливовый пудинг...
И всё уже было, и всё ещё будет.
Siblings - дети одних родителей, иначе говоря, понятие, включающее и «брат», и «сестра»
Expectations - ожидания, упования, виды на будущее