Стишков, посвщенных еврейским праздникам, у меня накопилось так много, что я решил составить из них отдельную "книжку". "Хаг самеах" на иврите означает "Весёлого праздника!". Итак, лехаим!
* * *
РОШ ХА-ШАНА
…И завершен вокруг светила оборот –
Пять тысячно семьсот семьдесят пятый
От сотворенья мира… Новый Год
Народ встречает Богоизбранно-распятый…
Судьба – от слова «суд», и он грядет –
За Богоизбранность всегда двойная плата…
Свой приговор на Судный день прядет
На Небесах коллега Понтия Пилата…
За все грехи я заплатил с лихвою –
Зане, не снега скрип, не запах хвои, –
Здесь пекло ада... На зубах песок…
Судьба – от слова «суд»... Видать, судьбою,
Приговорен к тебе, земля моя. C тобою
Я связан – словно с пулею висок…
_____________
* Рош Ха-Шана – еврейский Новый Год. Согласно иудаизму, в этот день на Небесах начинается суд над каждым человеком, а окончательный приговор выносится в Йом Кипур (Судный День).
* * *
ШАНА ТОВА!
(типа экспромт)
С Новым Годом, иудеи! —
и не-иудеи тоже —
ведь все люди, по идее,
меж собою сильно схожи.
Ведь у всех одни желанья,
и у всех одни мечты —
все стандартны пожеланья
и стандартны все понты.
И неважно, что за берег
обживаешь нынче ты —
нужно всем побольше денег,
больше женской красоты,
и мужского благородства,
больше мира и тепла,
и любви побольше, — скотства
чтоб поменьше — все дела.
Все желают жить спокойно,
не страдать и не болеть,
чтоб исчезли в мире войны,
преждевременная смерть...
Чтоб вокруг смеялись дети,
и везде цвели цветы —
подчинялось чтоб на свете
всё законам красоты,
справедливости и счастья,
чтобы разум победил
в целом мире в одночасье,
и не стало в нём мудил.
Чтобы люди стали братья,
а не дикая братва —
С Новым Годом позравлять я
всех спешу — Шана Това!
* * *
ЙОМ КИПУР - СУДНЫЙ ДЕНЬ
Суд удаляется опять на совещание...
Ни телевиденья, ни радиовещания —
поскольку вновь вершится Суд Небес.
И не помогут — ни ЖК, ни райсобес.
Пред Богом ты стоишь — убог и наг.
Здесь нет рекомендательных бумаг.
Ты весь, как на ладони, — каждый грех,
как бриллиант размерами с орех,
сверкает в диадеме естества,
и как Иван, не помнящий родства,
ты каешься,— но в покаянье том
есть яблока эффект. Зане Ньютон
спешит с в о й сформулировать закон...
Вновь Судный день. Он нам, увы, знаком
своею повторяемостью. Год
прошёл с тех пор, как полный оборот
планета совершила Солнца вкруг.
И вновь нас призывет Демиург
к ответу за содеянное — мы,
не различая света, к царству тьмы
приблизились на год. И наш предел
нам виден всё отчётливей... Удел
всех смертных в этом мире лишь грешить.
А Богу — Богово. Ему и суд вершить.
* * *
НА ИСХОДЕ СУДНОГО ДНЯ
Душа очистилась. Но помыслы всё те же.
Желанья – несвершённые грехи.
Огонь надежды вспыхивает реже,
И всё короче и печальнее стихи.
На мир взираю взглядом нелюдимым
Погоде надоедливой под стать.
В который раз уж стал я подсудимым,
Ни разу не сумев любимым стать...
* * *
СУККОТ
С милой рай в шалаше
(есть вариант — вигвам).
И если шалаш построен — cherchez
la femme...
А я с утра восседаю в сукк`e,
важный, как Бог,
лулав сжимаю в правой руке,
в левой — этрог.
Юный раввин читает Киддуш,
мне наливает штоф:
выпью за единение душ,
счастливы были чтоб.
А над отчизной плывут облака,
розовый терракот —
машут с небес мне: "До встречи... Пока!"
Праздник Суккот.
29.09.2015 11:24
* * *
ЗАЖЁГ Я ХАНУКАЛЬНУЮ СВЕЧУ
Зажёг я ханукальную свечу —
мне так приятно. Я так хочу!
Прочёл благословенья (целых три!) —
и сразу потеплело всё внутри.
Как ни крути, не эллин — иудей!
Я не как все — чужой среди людей,
всё шиворот во мне, наоборот —
и мимо кассы мне советский "Новый год".
Здесь снега нет — здесь дует суховей.
И предок мой не Рюрик — Маккавей,
а грек (хоть даже древний) — ярый враг,
и пусть обратно топает варяг!
Зажгу я ханукальную свечу
и в прошлое свой взгляд оборочу —
и сразу наблюдает зоркий взгляд
как тыщи две с полтинной лет назад
здесь горстка иудеев греков сонм
разбила в пух и прах. В кошмарный сон
жизнь Антиоха превратив. И Антиох,
поверженный, издал прощальный вздох.
Здесь чудо приключилось из чудес:
не Божий Сын — Его Народ воскрес!
А вместе с ним — наперекор врагам
восстал из запустенья Божий Храм.
И освятил его Иуда Маккавей —
горел огонь в Меноре восемь дней,
и было на полдня в ней масла хоть —
но чудо совершил и здесь Господь...
С тех пор, воспрянув духом, наш народ
те свечи зажигает каждый год.
И я не исключенье — по плечу
зажечь мне ханукальную свечу!
Пускай порою в отблеске свечей
огонь пылающих нам видится печей...
Гори же, ханукальная свеча! —
и лучше нет ответа палачам.
* * *
ПУРИМШПИЛЬ
Только напившись "ад ло-яда" *, бесспорно,
понимаешь: жизнь брутальна, как порно, —
только приняв на грудь
и залив шары,
ты воочию ощущаешь миры,
что маячат в скором "когда-нибудь"...
Пей — иудей,
чего нам бояться?
В маске святоши или паяца,
не соблюдают, мой друг, приличий —
тем паче, что стали давно мы притчей
во всех прочих людских языцах.
Время — лучший для нас возница,
что несет по ухабам — авось проскочим,
как бы там ни сложилось, всё — между прочим.
Пей, иудей, — хоть слепая вера,
отлетает, как желтые листья сквера,
превращаясь, порою, в желтые звезды
на твоей груди — фантом Холокоста
бредет по дорогам земной коросты:
быть иудеем, увы, непросто...
Пей, иудей, не отличив Амана
от Мордехая, — судьба обманна,
жизнь — это просто игра в рулетку,
счастье в ней выпадает редко,
но не бойся судьбы — бойся собственной дури.
Пей, иудей, ведь сегодня — Пурим!
________
* "ад ло-яда"(иврит) - "не отличая" [Амана от Мордехая]
* * *
МЕГИЛАТ ЭСТЕР
Ефиму Шаулову
Ах дружище мой, Ефим,
ты смотрю — неисправим:
всё про женщин да про женщин,
а пора бы о душе —
нам годков осталось меньше,
чем мы прожили уже...
А рассказец твой хороший,
и нагляден в нем пример —
муженька Ахашвероша
объегорила Эстер.
Трудно ожидать другое,
эта баба не глупа,
вышла замуж хоть за "гоя" —
хорошо, не за попа!
Объегорила царька-то,
объевреила в конце —
каблучков ее стаккато
можно слышать во дворце...
Мордехай пришел к Аману,
и сказал: "Давай, закурим!
Водки выпьем три стакана —
ведь у нас сегодня Пурим!
Старика, прошу, уважь ты,
одному несладко пить —
или, может, ты, как Вашти,
передумал дальше жить?"
Но Аман был юдофобом —
он задумал извести
весь народ еврейский, чтобы
сразу в дамки и пройти.
Был Аман тот нехороший,
тунеядец, мизантроп —
написал Ахашверошу
на евреев он поклёп.
Он писал, мол, будьте-нате,
так и сяк, туды-сюды,
нет почти воды в Евфрате —
значит, выпили жиды!
И народец тот зловредный,
и не писан им закон —
ведь недаром пишут Веды
про кагал жидо-масон!
Засоряют туалеты,
отравляют общепит —
срочно нужно этим летом
им устроить геноцид...
И внимал речам Амана
дурачок Ахашверош,
не почуял он обмана —
что с него, царька, возьмёшь!
Он спешил на камасутру
с новою женой — Эстер...
И зевнул он: "Скоро утро!
сколько можно дрочить х-р?
Ты заканчивай скорее —
свой занудливый рассказ,
дай перо мне, про евреев,
подпишу я твой указ"
Счастью не было предела,
но расчетлив был Аман —
срочно взялся он за дело,
не раскрылся чтоб обман.
Но не знал тот старый гаер,
что готов ему сучок, —
мы-то знаем: Б-г не фраер,
потому зовётся — Б-г.
Ведь Аман — как прыщ на жопе,
как нарыв ему в пупке...
Он услал Эстер на шоппинг,
а царёк не спит в тоске.
Этой ноченькой бессонной,
в Книге Судеб он прочёл,
что спасли жидо-масоны,
жизнь ему. Что нипочём
не взошел б на царство, если б
не придворный тот еврей...
Слов не выкинешь из песни:
"Эй Аман, ко мне, скорей!
Ну, потомок Амалека,
доложи-ка мне сейчас,
как возвысить человека,
что меня от смерти спас?"
А Аман был недалёким —
в детстве кушал отрубя —
слушал он царя намёки,
только думал про себя...
И развёл Аман турусы,
сбрендил, честно говоря:
"Я послал б его на курсы
на помощника царя,
посадил б его на "Порше",
подарил б ему камзол,
сделал бы послом бы в Польше —
в Польше нужен нам посол"...
И сказал ему, зевая,
господин Ахашверош:
"Позови-ка Мордехая,
только пальцем ты не трожь!
Что-то больно ты уж весел,
только так тебе скажу —
я б сейчас тебя повесил,
да на завтра отложу —
токмо волею царицы!
Только утром, гой еси,
должен во дворец явиться,
да веревку принеси:
утром мы тебя в натуре
будем вешать всем в пример,
а потом читать на Пурим
свиток — Мегилат Эстер".
Так сказал Ахашверош...
Величайшим из вельмож
стал наш бравый Мордехай —
а Аман висит нехай.
Что ж Эстер? — она мудра,
камасутрою с утра —
да и вечерами тож
занят с ней Ахашверош.
Он потом прошел гиюр* —
так к соитию культур
привело соитье тел.
Тут и сказочке предел.
_______
* Гиюр — переход в иудаизм
* * *
ИСХОД
С подмостков всё никак не сходит пьеса,
три тыщи лет подряд сплошной аншлаг —
вслух читка – уж в который раз на Пе́сах, —
сценария "Прощай, родной Гулаг!"
Народ, способный параллелепипед
поднять на самую вершину пирамиды
(куда там Архимеду иль Евклиду!),
с прибором положил на весь Египет —
страну, которая взрастила и вспоила —
увы! — неблагодарного раба:
ушел, не оглянувшись, — в воды Нила
он плюнул, не сказав "Тода́ раба́!" *
«Ура! Мы не рабы, рабы не мы!» —
скандировал народ жестоковыйный,
навеки покидая царство тьмы
и плутократии жрецов однопартийной...
И вел нас Бог к Земле Обетованной,
но хлеб изгнания, имевший вкус полыни,
развеял все мечты — отнюдь не манной
встречали «поколение пустыни»...
На Седер-Песах** выпью по-старинке
положенные мне «арба́ косо́т» ***
за тех, кто в девяностом на Ордынке
со мною начинали свой Исход...
________
* "Тода раба!" (ивр.) — Большое спасибо!
** Седер-Песах (ивр.) — ритуальная семейная трапеза во время праздника Песах (еврейской Пасхи), на которой читается Пасхальная Агада, описывающая исход евреев из Египта
*** арба косот (ивр.) — "четыре бокала" вина, которые положено выпить во время Пасхального Седера
* * *
СНОВА ПЕСАХ НА НОСУ
Всё забылось, всё быльём
поросло — как трын-травою,
воздух вязкий, как бульон,
смех сродни, скорее, вою.
Нет ни прошлого, ни бу-
дущего. А в настоящем
поражение в судьбу
перекрасим,— не обрящем
в ней мы горечи обид,
роковых ошибок — тоже.
Ничего, что чуть знобит —
аспирин всегда поможет.
А еще поможет нам
Джека* параллелепипед
позабыть про свой Вьетнам **
и покинуть свой Египет.
Снова Песах на носу —
как в то утро на Голгофе —
как на казнь вновь несу
гордый свой семитский профиль.
Я из памяти своей
изгоняю гниль трефную.
Хаг саме́ах,*** иудей!
Выпей пятую — штрафную! ****
_______
* Бутылка виски "Джек Дэниеэлс" имеет форму парллелепипеда
** Вьетнам — символ поражения для многих американцев
*** "Хаг самеах" (иврит) — "Весёлого праздника"
**** На еврейский Песах обязаны выпить (как минимум) четыре бокала вина
* * *
ПАСХАЛЬНЫЕ СТРАДАНИЯ
(Былина)
Ой, да не машите крылами вы белыми, гуси да лебеди!
Ой, да не звените, бояре-бояне, вы звонкими гуслями!
Ай, да не до любови мне, братие, — с дамами там или с ледями —
Всё думу думаю, ой, други верные, ой, думу грустную...
Ай, да не плачь ты по брату Иванушке, дева Аленушка,
Ой, где-то скачет твой братец Иванушка беленьким козликом.
Ой, припекает весною Ярило — сиречь Красно Солнышко,
Вот только грусть да печаль мне на сердце легли черным облаком...
Ай, родила меня матушка, отрока грешного, буйного неслуха,
Ай, как же носит землица святая такого шального касатика...
Ой, лишь два дня остается, дружинушка верная, до Се́дер-Пе́саха,
Оттого и кручинюсь — вгоняет в депрессию та математика.
Ой, Б-жьей волею, ой, дланью мощною — мышцей простертою
Вышли мы все из Египта той ноченькой темною, в страхе и в дрожи мы...
Жестоковыйные, жестокосердные, рогом упертые —
Мы запаслися мукою, водицею, но — пролетели мы с дро́жжами —
Или дрожжа́ми — не суть, только факт налицо: тесто сдобное
Ты не замесишь в пустыне, коль с дро;жжами есть напряженка — и
Лишь удалось нам испечь нечто очень сухое и малосъедобное —
И питались мацою в пустыне мужи сотоварищи, с детками, с женками...
Вот изволь, мой болезный, теперь каждой Б-жьей весною,
Дом скрести свой убогий, его вычищая до дыр и до блеска
И изгоняя, как черта из церкви, из дома трефное-квасное,
Вновь доводя чистоту до абсурда, бурлеска, гротеска...
И не лепо ли бяшеть мне, братие-други, про беды и горести —
Только время нам вспять повернуть уж никак невозможно — и,
Я вам прямо скажу — правду-матку, по чести и совести:
Вдругорядь, покидая Египет, евреи, прошу, запасайтесь-ка дро́жжами...
* * *
ШАБАТ ШАЛОМ!
В соседних окнах всполохи заката,
И повседневная смолкает суета.
Лишь полчаса до наступления Шабата –
Но вся Земля уже – Вселенная не та!
И в воздухе прозрачном и волшебном
Нам слышен голос тонкой тишины.
Царицу встретить – и вином, и хлебом
Готовятся Израиля сыны…
И в лихорадочной субботней подготовке
Весь дом был перевернут кверху дном.
Но сладкий запах свежей халы из духовки
Всю душу наполняет торжеством!
И все блестит – полы, буфет, ботинки,
И белой скатертью накрыт субботний стол,
Одеты дети – словно на картинке,
Шабата свет в наш скромный дом вошёл.
И, трепетно дыша, благословенья шепчет,
Молясь за мужа, за детей и за родных,
Жена с волненьем зажигает свечи…
… А я огни иные вижу в них.
В моих глазах – не отблески Шабата,
А тайные кострища Маккавеев.
И те костры, в которых Торквемада
Сжигал непокорившихся евреев.
Седые старцы, юноши младые,
И девы юные, и дети – весь народ,
Упрямый и жестоковыйный,
Благословляя Б-га, шел на эшафот.
Спасенье предлагали им прелаты –
Креститесь – прекратится ваш позор,
Но эти люди знали вкус Шабата –
«Спасенью» предпочли они костер.
Нас распинали толпы крестоносцев,
Сгоняли в гетто и сжигали там дотла…
«Предатели! Изгои! Инородцы!» –
Шумела озверевшая толпа...
Пытали нас в подвалах инквизиций,
Топили в Рейне, Висле и Днепре,
А сколько полегло от банд хмельницких,
Когда от вида крови озверев,
"Народные герои" Украины
Рубили шашками и женщин, и детей…
Местечки, превращенные в руины –
И только лишь за то, что ты еврей…
Клааса пепел бьется в моем сердце,
И не забуду я, пока живу на свете,
Те поезда, идущие в Освенцим,
А в них евреи – старики и дети,
Актеры, музыканты, адвокаты,
Врачи, писатели, солдаты, брадобреи,
Давно не соблюдавшие Шабата,
Но умирающие все же, как евреи…
И над Европою их прах давно развеян,
И злодеяний тех следов в помине нет,
Но чтоб узнать, что значит быть евреем,
Достаточно купить туда билет…
И, светлой памяти, отец мой был солдатом –
Его награду «За отвагу» я храню –
Европу ту прошел он с автоматом,
И много раз он ранен был в бою…
Давным-давно, еще юнцом безусым,
Национальность захотел я поменять,
Чтоб в пятой той графе писаться «русским»
(Я в институт собрался поступать)...
Отец мой вынул, молча, все медали…
Он хриплым голосом едва промолвить смог:
«Скажи, тогда, за что мы воевали
И жизни не щадили, мой сынок?..
Я видел тех, кто росчерком чернильным,
От древнего народа отреклись,
Но в страшной той войны котле плавильном
Из них, увы, немногие спаслись…
Не лучше ль жить и умереть достойно,
Оставшись тем, кем создал нас Творец?
Нам нечего стыдиться, будь спокоен!»
И я расплакался: «Прости меня, отец!»
И до сих пор я от стыда краснею,
Когда вдруг вспоминаю сцену ту…
Но завещание отца я свято чту,
И я горжусь, что был рожден евреем…
С тех пор уже прошло немало лет.
Теперь живу я на Земле Обетованной –
Порой любимой, а порой и окаянной –
И Б-гом данный соблюдаю я Завет…
И вот сижу за праздничным столом
И кубок свой с вином я поднимаю,
И всех людей Земли благословляю –
Да будет мир вам и покой! Шабат Шалом!