ВСПОМНИЛОСЬ… «ЛИХАЯ ИМ ДОСТАЛАСЬ ДОЛЯ» 2ч.
Начало здесь http://www.stihi.ru/2019/12/23/4661
Осенью, как не стало солнце греть и пошли дожди, остатки торфа немцы вывезли и куда-то пленных, грязных и оборванных, едва держащихся на ногах, угнали. Вроде как тихо в деревне стало, но не менее страшно и тревожно. Редко друг к другу ходили, а встретившись, больше вместе плакали, чем говорили. К нам только Харак Казимир заходил, но придёт, сядет на лавку у двери и молчит. Иногда появлялись немцы, но это из тех, кто охранял болото летом, и которых Комариха (бабушкина соседка через дом Матрёна Комарова) приучила, угощая самогонкой, которую она постоянно гнала. Они там у неё поугощаются, потом выйдут, песни свои орут, заходят в дома «Матка, яйко! Матка, млеко!Матка, сало! Шнель, шнель!» Ну, дашь чего-либо, лишь бы скорей убрались да со злости не пристрелили, да ещё и поулыбаешься, как долгожданным, дорогим гостям: «Битте, бите, майн гер!», а сама думаю: «Да чтоб ты скорей сдох, майн гер-хер поганый!» Ну вот как-то перезимовали.
В мае, как сошла вода и земля подсохла, опять на болото пригнали пленных, починили забор и снова там работа «закипела». И как-то пришла к нам из Хлусова Юзя.Сидим, разговариваем, и в хату входят немцы, оглядели, проверили все углы и на ломаном русском спросили, есть ли в доме клопы, вши, блохи и кое-как объяснили, что у нас будет жить их какой-то гер, чтоб мы ему приготовили угол с кроватью и чистой постелью. И представили нам этого гера. (прим. автора: бабушка называла его чин и имя, но я это забыла, помню только фамилию Гассе) Так вот этот Гассе был уже не молод, лет под 50, седоват, низкоросл и должен был быть главным над солдатами и пленными на болоте, смотреть за порядком. (Потом бабушка с дедом прозвали его про себя Смотрителем болота). А Юзя немцам заулыбалась, пригласила по-немецки к столу, мол, позавтракайте с нами. Немцы отказались и ушли, а Гассе тоже заулыбался, закивал головой «Я, я!»(Да, да!), открыл свой сундучок, достал из него консервы, пакет с кусочками сахара, ещё что-то, спросил, где помыть руки и сел за стол. Я сжарила яичницу. Присели с дедом рядом, но есть не стали, сыты, мол. А Юзя ела и отвечала немцу на вопросы, я не понимала, кроме нескольких слов, услышанных от приходящих пьяных немцев не знала. Потом Гассе достал блокнот, ручку с чернильницей что-то написал на листке и отдал его Юзе. Та – данке, данке шеен, гер и звание его. Убрала со стола, пока я угол готовила немцу и засобиралась. «Ты куда? И что он тебе дал?» – спросила. Говорит, рекомендацию в комендатуру, чтоб дали мне хорошую работу. «Ты что, сдурела, у немцев работать?!» «А что, разве лучше где-то прятаться и бояться, чтоб сами они не схватили, в концлагерь или в Германию не отправили?» – и ушла. Вернулась под вечер довольная. Показала свой новый немецкий документ, аусвайс, с фотографией и сказала, что завтра ей на работу убирать комнаты трёх немцев, каких-то чинов. Утром она пошла в город на свою работу, а я пошла в Хлусово сказать, чтоб не волновались о ней.»
Теперь, извините, я включу услышанное мной от этой же Юзи, мой тёти и крёстной. «Убирать мне нужно было три комнаты. Они находились в одном коридоре, у входа за столиком с телефоном дежурил солдат, который мне по очереди открывал эти комнаты. С теми, кто жил в них, я почти не виделась, т.к. приходила, когда их уже не было, и уходила, когда их тоже не было. Подходя к зданию, перестраивала свои мозги на немецкий, – я его в школе и в педучилище неплохо выучила и ещё не успела забыть, – т.к. мне казалось, что, если с ними говорить на немецком, то не так страшно будет. И пока я убирала, хоть и что-то своё, но старалась думать по-немецки. С немцами во дворе и с дежурным солдатом всегда по-немецки здоровалась. Прошло три или четыре дня, прихожу в одну комнату, а там на столе на тарелочке лежит ломтик хлеба с тонюсеньким ломтиком сала и кусочек сахара. Ну, стоит и стоит, я ничего не трогала. На следующий день то же, только вместо сала вроде маслом намазано. На третий день на тарелочке шоколадка лежит. Я у этого гера убрала, перешла в другую комнату, а через несколько минут он заходит. Я поздоровалась, а сердце так заколотилось, что думала, оно выскочит. Он ответил и позвал меня в свою комнату. Показал на тарелку и спрашивает: «Почему вы от меня ничего не берёте?» «Извините, я думала, что вы это себе оставляете, но мне нет, нет, не надо, я не возьму, большое спасибо, гер ***, но нет, нет, нет.» «Зачем вы меня обижаете, фройляйн Юлия? Разве я вам что-то плохое сделал? (Ещё спрашивает!!!) Я от чистого сердца. Возьмите, пожалуйста, ведь вы, уверен, голодны» «Нет, нет, спасибо, я сыта» Но он всё равно вложил мне в руку шоколадку, сказав «Впредь я вас контролировать не буду, но очень прошу, больше меня не обижать» А потом спросил с кем и где я живу. Я сказала. Он: «В деревне за вокзалом. Это ж очень далеко. Вас кто-то привозит?» «Нет, пешком хожу» «А сколько времени у вас на это уходит?» «Часа полтора.» Он присвистнул и покачал головой. Пожелав всего доброго, ушёл, а я принялась за дальнейшую уборку, думая, что делать с этой шоколадкой. Так хотелось её выбросить, но потом решила занести для Гали. Мама дома покачала головой, услышав мой рассказ «Только нам таких их угощений не хватало! Не приноси, Юзенька, от них больше ничего, пусть сами едят…» Я и не приносила. Немец стал рядом с тарелкой оставлять листок бумаги(я поняла для чего), я заворачивала его угощение, а потом выбрасывала в кусты.
А на следующий день этот гер*** опять приходит, когда я уже закончила у всех уборку. Спустился со мной во двор и подвёл почти к новому велосипеду. «Вот, это для вас. А вот разрешение на него. Не потеряйте, носите с собой, вдруг возникнут какие-то недоразумения.» На этот раз я его поблагодарила от чистого сердца, а про «недоразумения» я знала: они у всех отбирали мотоциклы и велосипеды, и этот, наверно, тоже отобранный, не из Германии ж они его сюда прикатили.
Продолжение здесь http://www.stihi.ru/2019/12/23/4900