Очи чёрные. Дурной сон

Евгений Ярусич
Дорога моя завела меня в лес.
Увязли и встали колёса.
В болото зарылся передний мой свес.
И задний во что-то упёрся.

Бензин на исходе.
Заглох вдруг мотор.
Не сдох бы хоть аккумулятор.
Но крутится, будто смеётся, стартёр,
Не чувствуя акселератор.

Накаркал. Вороны уже тут как тут,
Кружат, подлетают поближе.
Рядятся, глаза друг у друга клюют,
Хотя не должны бы - свои же.

Впустую мослая свой стартер кривой,
Кляну распроклятую участь.
Восходит луна.
Приближается вой.
Сгущается тьма и дремучесть.

Канистра. Последние капли. Костёр.
От спичек - и то больше толку.
Мой нож перочинный раскрыт и остёр,
Как зуб у ближайшего волка.

Злым холодом веет из каждой тенИ.
Все угли в костре прогорели.
Дубы задубели. Осины сини.
Щетинятся иглами ели.

Ты вроде доступна, могу позвонить.
Доехать удастся едва ли.
Но связи меж нами оборвана нить,
Как струны на старой гитаре.

На помощь позвать? Кто услышит меня?
Вокруг, мать их так, только волки.
Мой голос над лесом разнёсся, звеня,
Распавшись на эха осколки.

Знать, время "Погоню" запеть, а потом,
Горюя о выпавшей доле,
Расчувствовавшись,
Затянуть "Старый дом",
Сюжет-то знакомый до боли.

Мне к ним не впервой обращаться уже,
Как к помощи верного друга,
В такие минуты, когда на душе
Совсем безысходно и туго.

И вот, зазвенели в зловещей тиши,
Пронзив мракобесие ночи,
Слова лейтмотива заблудшей души,
Те самые "Чёрные очи"...

Душе полегчало. Но только слегка.
Не сразу приходит подмога.
Невидимо, исподволь, издалека,
Как чувство присутствия Бога.

Коль мне суждено пережить эту ночь,
То только в надежде и вере.
Любовь же навряд ли мне сможет помочь,
Закрыв для меня свои двери.

Закрылись и двери машины моей,
Меня укрывая от леса,
От хищных и злых кровожадных зверей,
От тварей с нутром мракобеса.

Машина - мой дом, моя крепость, причал,
Приют, и, возможно, последний,
Железный мой конь, что меня выручал
Не раз в кутерьме лихолетней.

Теперь, в запотевшей кабине, впотьмах,
Я, то ли в гробу, то ль в утробе...
Нет, в келье - шепчу: "Отче наш..." через страх,
Давая отпор внешней злобе.

Как впал в забытьё я, неведомо мне.
По чащам, болотам и рекам
Блуждал я, крича в лихорадочном сне:
"Остаться хочу человеком!"

Мой путь пресекая, кружило зверьё,
Медведь, волки, лисы и тигры.
А змеи, нацелясь на сердце моё,
Уже обвивали мне икры...

... Вдруг голос как будто раздался окрест:
"Подумать пора об обеде!
Здесь каждый, чтоб выжить, кого-нибудь ест,
А нынче и ты будешь съеден."
 
Горбун волосатый, мошна до колен,
Неспешно спускается с горки.
Краснеет клеймо на мохнатом челе -
Три словно горящих шестёрки.

Так вот кто хозяин в дремучем лесу,
И всем заправляет в округе.
Бежать бы, да ноги меня не несут,
Хоть взмок уже весь от натуги.

Главарь приближался. С ним стая волков,
А если по сути - шакалов.
Встают дыбом волосы, льдом стынет кровь
От клацанья злобных оскалов.

Поодаль собралось зверьё с вороньём - 
На падаль они, видно, падки.
Заполнили, сволочи, весь окоём,
Меня зажимая в распадке.

Начёрта ж мне сдался ваш мир, если в нём,
Как в злом иммерсиве я зритель,
Так будь же он проклят, гори всё огнём,
Хотите сожрать - нате, жрите!

Сожрёте, и к вам перейдут от меня
Болезни мои, камни в почке,
Железная пряжка - задам вам ремня!
Да крестик на тонкой цепочке.

Его на груди я с любовью носил,
Подаренный мне на крещенье.
Есть надпись на нём "Сохрани и спаси".
И было б мне кстати спасенье.

Я ворот рубахи рванул на себе.
Вдруг что-то, блеснув, ослепило! 
Но я, изготовившись к жёсткой борьбе,
Не вник даже, что это было...

... Очнулся я дома. Свет лунный в ночи.
Гитара. Все струны на месте.
Настроена. Нижний порожек бренчит.
Но этот дефект мне известен.

Я Обнял её, струны тронул слегка,
Чтоб спящих тревожить не очень,
И шёпотом спел неизбывное "Как
Любил я вас... Милые очи!"

(22.12.2019)