Исповедь блудного сына

Гойнолка
   Автор этого замечательного стихотворения - Николай Шалатовский. Стих настолько тронул, что я когда-то выучила его наизусть, так как он очень легко читался и быстро запоминался. Считала, что автор неизвестен. Но ... Слава Богу!
Прочитайте! Не пожалеете!..


Заранее прошу прощенья, —
Быть может, и не время вспоминать,
Но вот я вспомнил, вспомнил всё мгновенно:
Деревню нашу, дом, отца и мать.

Отец и мать мне часто говорили:
"Сыночек милый к Богу обратись!"
И ежедневно обо мне молились.
Но я любил совсем иную жизнь, —

Вино, друзья и сотни развлечений
Ослепили сердце и глаза.
И, ослепленный, с диким наслажденьем
Смотрел я в рюмку, а не в небеса.

Молитвы для меня страшнее яда были,
О Боге я и слышать не хотел.
Летели дни... Я жил в грязи и пыли...
И думал я, что это мой удел.

Мне не забыть, наверное, навеки
Тот страшный день, — отец мой умирал...
Из материнских глаз слез вытекали реки,
А я стоял хмельной и хохотал:

"Ну, где же Бог твой? Что ж Он не спасает?
Он — Исцелитель, — что ж ты не встаешь?!
Без Бога люди также умирают, —
И ты, отец, как все в земле сгниешь".

Он улыбнулся и сказал сердечно:
"Я жив, а ты, сынок, мертвец,
Но знай, что мертвым ты не будешь вечно,
И вскоре воскресит тебя Творец!"

Отца похоронили... Мать молилась,
Втройне молилась о душе моей.
Тех слёз, что за меня пролились
Я не забуду до кончины дней.

Тогда ж я думал по-другому...
Была противней мать мне с каждым днем.
И вот, однажды я ушел из дома
Глубокой ночью, словно вор, тайком.

Тогда я думал: "Вот она — свобода!
Теперь я волен в мыслях и делах".
...Не знал тогда я то, что жизнь — болото:
Ступил на кочку — и увяз в грехах.

И эта жизнь меня, как щепку, закружила
В водовороте суеты и зла.
Вначале хорошо кружиться было,
Но вскоре закружилась голова.

И вскоре стал ужасной, страшной мукой
Мне каждый круг и каждый оборот.
Я волю напрягал и ум, до боли — руки,
Но жизнь — водоворот, водоворот...

"Друзья" — какое лживое, обманчивое слово! —
В водовороте есть и этот круг.
Но если б жизнь моя началась снова —
Со мною был бы самый лучший Друг!

Круг развлечений, в золото одетый,
Как и меня, он многих ослепил.
Я был слепцом, не видел  Света,
И в страшном мраке по теченью плыл.

Вино — источник зла и тысячи лишений...
Приятный круг — о, скольких он сгубил!
Но есть другой источник жизни и спасенья —
Не пил я из его, я из бутылки пил.

Метался я, не находя ответа.
И вот, однажды летом, в сильный дождь,
На улице я друга детства встретил.
Увидев земляка, почувствовал я дрожь.

И вот передо мною милый образ:
Глаза печальные и грустные всегда.
Забилось сердце, задрожал мой голос,
А вырвались бездушные слова:

"Ну, как там мать, меня хоть вспоминает?
Наверное, давно уж прокляла?
Хотел заехать все, да время не хватает, —
Сам понимаешь, то работа, то дела".

"Дела, работа... Помолчал бы лучше —
Твои дела нетрудно мне понять!
Я расскажу, но только сердцем слушай
Про то, как "позабыла" тебя мать.

Когда ты скрылся, твоя мать
Вся поседела... Ведь тобой жила!
И каждый день, все с непогодой споря,
Все на распутье шла. Тебя ждала...

И руки простирала свои к Богу,
Во имя пролитой Крови,
Она, вся влитая в дорогу,
Столпом надежды, веры и любви.

А когда стоять была не в силах,
Когда совсем в постель слегла, —
Кровать к окну подвинуть попросила,
И все смотрела и тебя ждала..."

И вот слова стремительным порывом
С души сорвали равнодушье враз.
Я задрожал и прошептал пугливо:
"Скажи, что с ней? Она жива сейчас?"

"Сейчас — не знаю... Уезжал — дышала...
В бреду шептала страшные слова:
— Сыночек милый, ты пришел? Я знаю...
А ты, работа, говоришь, дела!.."

Я побежал, подстегнутый, как плетью,
С одним желаньем, жгущим, как огнем:
О, как бы мне успеть, не опоздать, успеть бы,
Упасть пред ней, раскаяться во всем!

Вокзал и поезд... И одно лишь слово
В висках стучало молота сильней.
Хотел не думать, но напрасно, — слово
Я слышал лишь одно: "Скорей, скорей!"

Вот поезд встал. Я вышел. От волненья
Меня трясло и что-то жгло в груди.
Я в ночь шагнул дрожащей, страшной тенью
От пламени, горевшего внутри.

...Знакомая дорога и деревья,
И только незнакомый сердца стук...
Вот кладбище, за кладбищем — деревня.
Могилы... И отца я вспомнил вдруг.

И ноги как-то сами повернули...
В ночной тишм зашелестев листвой,
Меня к его могиле потянуло
Заросшей и заброшенной тропой.

Я шел, до боли напрягая зренье:
Знакомая березка — значит, здесь...
Впервые в жизни пал я на колени,
Прижав к щеке холодный, мрачный крест:

"Отец, прости безумную ошибку!
Ты жив — я слышу шепот губ.
Передо мной твоя улыбка...
А я — бездушный, сгнивший труп.

Но я заботой и любовью к маме
Сотру все прежнее, клянусь тебе!
И ты, мой папа, в сердце будешь с нами...
А если?.. Если мать уже в земле?!."

И сердце трепетно забилось.
Я оглянулся... Тьма, ни зги кругом
И тут луна окрестность осветила
И я увидел рядом свежий холм.

И только лишь луна да звезды знают,
Как я со стоном на могилу пал
И мамин холмик обнимал, рыдая,
И землю на могиле  целовал:

"Ты слышишь, мамочка? Прости, родная!
Не надо, не молчи, открой уста!
Давай молиться вместе, дорогая, —
Встань, мама, слышишь, умоляю — встань!.."

Но холм молчал, дыша могильным тленьем.
Кругом — ни звука, словно мир уснул.
И тут я понял, Кто мне даст прощенье, —
И руки с воплем к небу протянул!..

И эта ночь последней была ночью
В моей безбожной жизненной ночи, —
Она открыла мне слепые очи,
Она дала мне новый, чудный мир.

Теперь живу я с Господом Иисусом, —
В Нем моя радость, мир и чистота!
И сотни раз сказать не побоюсь я,
Что я не мыслю жизни без Христа.

Когда я вижу пред собой картину:
Заплаканную, сгорбленную мать,
А рядом — гордого, напыщенного сына,
От всей души мне хочется сказать:

"Вы, матери, имеющие сына,
Прострите ваши руки к небесам —
И верьте, что молитвы ваши сильны
Творить и после смерти чудеса!..

Вы сыновья, забывшие о Боге,
Взгляните на молящуюся мать
И встаньте рядом, чтоб в большой дороге
Вам не пришлось бы слезы проливать!»

Николай Шалатовский