Ну нет, ну нет, ну нет...
В этот раз город никак нельзя было назвать предновогодним. Обычный, будничный, серый. Бесснежный. И даже праздничная иллюминация и установленные ёлки не спасали ситуации и казались не к месту выставленными украшениями. Все равно что к дешевенькому платью подобрать броские, яркие, но фальшивые драгоценности.
Лиза думала об этом, подъезжая к «Владимирской». Потом надо выйти и пойти на Рубинштейна. Каждое 28 декабря уже двадцать лет, начиная с 3-его класса школы, они встречаются у Мироновой дома. Традиция. Миронова так и живет в старой коммуналке, с высокими потолками, в доме, построенном в начале 20 века.
Родители Мироновой в своё время не переехали в отдельную квартиру, а когда их не стало, сама Миронова твёрдо решила никуда не переезжать.
- Где я ещё найду эту самобытность? Что, стать, как все? Со всеми этими евроремонтами и одинаковостью? Кто-то же должен хранить дух старого времени? Вот считайте, что я хранитель, - говорила Катька в ответ на увещевания друзей, которые пытались объяснить, что жить в 21 веке в шестикомнатной квартире с одним туалетом, очередь в который занимают одиннадцать человек, во-первых, глупо, во-вторых ,- неприлично.
- Ничего, у меня полное согласие с мочевым пузырём, - ответствовала Миронова, - а когда начнутся неполадки, я заведу себе ночной горшок.
Справедливости ради стоит отметить, что публика в квартире, можно сказать, не менялась, то есть в ней продолжали проживать дети и внуки старых жильцов, чей след простыл, но дух, безусловно, остался. В квартире были свои традиции. В коридоре перед Новым годом всегда наряжали елку, специально расчищая под неё часть стены и утаскивая по комнатам коробки и чемоданы. Миронова была дизайнером, поэтому каждый год, с момента поступления в соответствующий вуз, она выдумывала новое решение для украшения ёлки, главным условием которого было обязательное использование старых вещей.
- Видишь, - гундосила Миронова Лизе, встретив ее на пороге, сморкаясь в бумажный платок и забирая у неё сумки, - в этот раз я со всех стребовала старые рюмки, бокалы, всякий неликвид, отпилила ножки и расписала их. Это же год крысы? Ну вот, я и всякие крысиные мордочки нарисовала, попки крысиные с хвостами, сыр. Приделала крепления - и вуаля! Здорово получилось, правда?
- Ты талантище! Можно я сфоткаю, вывешу в фейсбуке?
Лиза завороженно рассматривала рисунки на импровизированных игрушках, поражаясь, как Мироновой удалось так закрепить светящуюся гирлянду, чтобы у каждого бокала оказалась своя личная подсветка. Волшебство - и ничего больше! А запах! Запах живой ели! А эти два велосипеда, висящие на стене, и санки, старенькие, с цветными деревяшками на сиденьи? Лыжи из каких-то тридцатых годов. А старый телефон с круглым циферблатом на маленькой полочке в самом конце коридора? Каждый раз, приходя к Мироновой, Лиза ощущала себя, как будто в этой квартире время остановилось. Вернее, оно, как заблудившийся трамвай, идёт-идёт-идёт, а потом, вместо того чтобы продолжить путь прямо, сворачивает на узкоколейку, чтобы пройти ещё и ещё один новый старый круг...
- Ты понимаешь, я украшала елку в кофейне на Загородном. Она новая, только открылась. Откуда-то про меня прознали, звонят, говорят: мы хотим что-нибудь в духе старого Питера. Ну я и работала у них три дня. Самой понравилось. Потом фотки покажу. Но их администратор- девочка все время чихала. В общем, начихала она на мое здоровье, и я вот - тоже. Ты лимоны купила? Будем делать чай с клюквой, лимоном. Я придумала новый рецепт! Чего такая кислая? Опять он?
Лиза корила себя, что не научилась прятать свои эмоции, и нет, чтобы активно сопереживать гриппующей Мироновой, сама, здоровая и сильная, выглядит так, как будто нуждается в неотложной психологической помощи.
- Я ему сказала, что всё ,- виновато улыбаясь, сказала Лиза. - Правда, всё. Я сама для себя решила. Перестану себя уважать. Не могу больше.. - голос стал расползаться, и в него вмешались предательские булькающие звуки.
- Что опять обнаружила? Поплачь. - разбирая пакеты, деловито приказала Миронова.
- Да все то же. Мало ему меня одной. Я больше не муза. Ему надо постоянно вдохновляться, чтобы двигать вперёд науку и прогресс. А я.., а я - несопоставимая величина по сравнению с наукой и прогрессом. Я маленькая. Поэтому он строит каланчу из женщин, и тогда размеры построенного позволяют вдохновляться на большие дела.
- Ты слишком складно звонишь для убитой горем женщины, слишком красиво формулируешь. Но это даже хорошо - значит, ты учишься смотреть на все это с расстояния. Видишь, уже и каланчу придумала. Значит так, режь яблоки и апельсины, только очищай от кожуры, а я займусь клюквой, лимоном и имбирем, - шмыгая носом руководила Миронова.
«Какая она хорошая! Она мне как мама, как добрая, все понимающая мама», - подумала Лиза и потянулась поцеловать Миронову в щеку.
- Ещё чего! Хочешь тоже болеть на Новый год? Кыш! Занимайся делом! Давай, а то всю плиту заняли , людям не поесть.
Потом они сидели в комнате Мироновой, в которой тоже почти ничего не изменилось с их детства. Тот же ковёр на стене, те же фотографии в рамках, старый буфет, каких-то 60-х годов, купленный ещё бабушкой Катьки.
- Это ужасно, он позвал, и я опять пошла, не смогла не пойти. Почему я такая слабая, Миронова, скажи мне? Ты же меня с детсада знаешь. Как так получилось, что я выросла такой слабой? Я каждый раз даю себе зарок, что больше не отвечу на его смски, не пойду, когда он позовёт, и каждый раз меня сносит. И вот в последний раз ведь хотела уйти, но не смогла. Почему я такая слабая.
- Ну, во-первых, если знаешь, что не сможешь уйти, найди в себе силы не приходить. Хотя, чего это я ... Во-вторых, ты имеешь силу быть слабой. Ты находишь силы для слабости, но силы для силы у тебя нет. Значит, время не пришло. Почему ты слабая? Хм.. Потому что тебя родители от всего оберегали и внушали тем самым, что сама не справишься. Знаешь, одна моя клиентка рассказывала, что как-то приехала в Амстердам на три дня и поселилась в маленьком отельчике. Там всего 7 номеров. Ей достался третий. Ну и в каждом номере зонт, такой, знаешь, маленький, раскладной, удобный, весит 140 грамм, из какого-то нового сплава ручка - в общем, их технологии. И вот ей портье говорит: вы, говорит, случайно зонт не увезите , а то напасть просто- из третьего номера всегда увозят зонт. Ну, она покраснела и твёрдо положила себе помнить про зонт и не увезти его. Все три дня лили дожди, она все эти дни гуляла по городу под зонтом - тоже поехала тоску развеять от расставания с мужчиной. В общем, вечером, на третий день , у неё рейс в Питер, почти ночью уже. Она собрала вещи, все проверила: ключи, паспорт, деньги, билет. Сдала номер. Поехала в аэропорт, села в самолёт и залезла в сумку за леденцами, чтобы уши не закладывало и не тошнило. А там - зонт! Она меня уверяла, что специально выложила его на кровать. Как он очутился у неё в сумке - она до сих пор не знает. Но я это к тому, что все предопределено, у каждого человека, да что там у человека - у вещи каждой - своя судьба. У третьего номера была судьба, чтобы из него пропадал зонт. А как уж там он это сделает - украдут ли его, забудут выложить или он сам прыгнет в сумку - это судьбу не касается. Так и ты. У тебя судьба - быть такой. Слабой, как ты говоришь. Слушай, давай уже чай поженим..
И Миронова сняла пузатый прозрачный чайник с подставки, в которой горела маленькая свеча, и стала переливать чай в чашку из бабушкиного сервиза и обратно в чайник. Это и называлось «поженить». С чашки почти стерся золотой ободок, но её это не портило, а даже придавало ей какой-то вескости. В чайнике удобно устроились плотными кольцами яблоки, апельсин и лимон, парили чаинки, медленно, как маленькие водолазы, поднимались и опускались ягоды клюквы, тяжелым якорем лежал на дне кусочек имбиря. В чайнике творилась и сотворялась какая-то своя, особая жизнь. Мерная, тихая, но при этом основательная и настоящая.
- Знаешь, про что я все время думаю? - спросила задумчиво Лиза, - про то, что мы мало встречаем своих людей. Не имеет значения - мужчин ли, женщин. Очень мало своих людей. Я как-то представила, что вот, например, летит человек в самолете и смотрит в иллюминатор. Почему-то представляется, что он летит ночью. И вот он смотрит в эту непроглядную темень и, может даже, что-то там видит, видимое только ему. А где-то, в какой-нибудь глухой деревне, в это же время выходит из своего дома человек, ну, например, покурить, и тоже смотрит в небо. И, возможно, их взгляды встречаются , нанизываются на доли секунд на одну нить, соединяющую их и для них неведомую. Шанс очень маленький, но он есть. Так и со своими людьми. Шанс встретить их есть, но он очень маленький.
- Ох и романтическая ты у меня натура! - засмеялась Миронова. - Кстати, сегодня у нас в квартире ночь гаданий у ёлки. Я специально тебе не говорила. Хотела, чтобы сюрприз!
У Лизы вдруг потеплело на сердце, душа размякла и безвольной бамазеевой тряпочкой болталась в груди. Казалось, что все неспроста: и мироновский грипп, и чай с клюквой, и эта квартира, и елка со старыми расписными бокалами.
- А что надо делать? - оживилась Лиза.
- Ну, ты видела, что донышко каждого бокала украшено ватой и дождиком? - улыбалась Миронова.- Надо поискать под ними и найдёшь там прикрепленную записку с предсказанием. Через 20 минут, кстати, выходим к ёлке. Обрати внимание, что рисунок на бокале - это подсказка.
В означенное время вся квартира собралась у ёлки. Все тринадцать человек.
- Так, уважаемые соседи! -начала Миронова своим простуженным голосом.- Объявляется вечер волшебства. Нас 13 человек, включая хорошо вам известную Лизу. Игрушек -30. Я специально сделала больше, не только потому, что елка большая, но и потому , что ваши гости, приходя до Нового года, тоже смогут погадать. Надо осторожно перевернуть купол у выбранных вами рюмки или бокала, и под снежно-пушистым дном нащупать и вытащить бумажку с предсказанием. Подходим по одному, чтобы не расшатать ёлку.
- Я музыку включу новогоднюю, - предложил Костя-студент из комнаты напротив.
- Давайте свет выключим, а огоньки пусть горят! - радостно подхватили мальчишки-близнецы лет восьми.
- Первая открывает Алевтина Ивановна! - торжественно произнесла Миронова, и к ёлке подошла самая старая жительница волшебной квартиры. Миронова помогла ей извлечь записку.
- У меня.., - начала Алевтина Ивановна, поправляя очки.
- Не читайте, не читайте! Не сбудется! - в один голос подхватили соседи.
Потом подходили к ёлке другие, и казалось, что в какой-то момент все эти люди, независимо от возраста, превращались в детей. Слышались радостные и удивленные возгласы. Женщина лет пятидесяти не удержалась и вслух , смеясь, произнесла:
- Ну только этого мне не хватало - «в новом году вы будете окольцованы аки птичка из Красной книги». У меня трое мужей было. Мне хватило! - улыбалась она.
Лиза высматривала свою игрушку, и высмотрела, и загадала, чтобы ее никто не перевернул. Она, на правах гости, подошла к ёлке последней. Рюмочка, одна из тех, какие были и в семье Лизы, но разбились, пряталась в глубине веток. Лиза повернула ее. На рюмке был нарисован крысиный хвостик, заметающий след... Непонятное предзнаменование. Она осторожно извлекла записку с донышка. Перехватила взгляд Мироновой, которая телепатически предупреждала: вслух не читай и мне не говори.
Елку оставили включённой в коридоре на всю ночь. Миронова уговорила Лизу заночевать у неё и постелила ей на раскладушке. Долго болтали, смеялись, вспоминали детство...
Потом Миронова засопела, и Лиза подумала, что завтра пойдёт в аптеку и купит лекарств, чтобы лечить подругу, которая предпочитала выздоравливать естественным путём, с чаем, мёдом, горчичниками и , на худой конец, банками.
Под подушкой лежала записка. Лиза улыбалась, смотрела в окно, на ночное небо. В свете фонаря кружились снежинки. Вначале слабо, потом ветер стал сильнее, повалил снег. «Наконец-то ..»,- подумала Лиза. Кто-то щедро разбрасывал огромные пригоршни белой крупы направо и налево. Они ударялась в окно, постепенно накладывая широкими мазками на стекло причудливый рисунок. Метель лепила на стекле... Рисунок можно было разгадать, его нужно было разгадать...Через три дня Новый год...