Дедушка ее, Лев Николаич,
ко времени ее замужества
уже преставился, не вынеся, так сказать, семейного быта,
а у него имений-то было множество,
и - графский титул.
И было у него еще множество
разных сказаний
про людей, сообщающихся по-французски,
и крестьянок к нему свозили возами
со всей почти губернии тульской.
Потом у него, стало быть, душа возболела,
что жизнь не такова, как надо,
и ушел он с одною котомкою, глядя в небо,
а как помер в дороге – тут и настигла его засада.
Оказалась она, внучка-то его,
прямо в деда,
прямо так и сказала –
мол, что ж такого?
Вот они какие теперь, события, произошедши,
я, говорит, читала у вашего этого нынешнего как бы святого
про обобществление всего и вся, и включая женщин.
Да, и нет, говорит, никаких преград и перегородок,
ничего, говорит, нет такого, чтоб мне мешало,
и полная, говорит, у нас теперь тут свобода,
и вот, говорит, муж мой навеки - крестьянский малый.
Ну, графини и графы были встревожены, ясное дело -
для такой ли, говорят, мы тебя растили-кормили, доли?
И стали биться головами они в родовые стены
и вдыхать седативные соли.
Но ничего, после угомонились,
а и Бог, говорят, с ней, с окаянной,
ну, что поделаешь, ежели вот влюбилась,
тем, говорят, более, что и дедушка-то ее…ну, да ладно.
В общем, вышла она за того крестьянина, как хотела,
и стали они жить-поживать, как придется,
да, а тут еще вот ведь какие дело –
он ведь стихи писал, а не землю пахал или рубил колодцы.
А стихи у него были не простые, а золотые,
прямо сказать, без шуток, как у деда ее - сказания, в той же мере,
а потом – не то убился он сам, а не то – убили,
в бывшем графско-помещичьем Англетере.
Вот оно как все закольцевалось, сцепилось,
как все, прямо сказать, пути сомкнулись,
и главное, что я не наврал ни малость –
не досочинил ничего –
ни про мужественную графиню,
ни про историю нашей литературы.