Свод пещеры прикрыт паутиной.
Влажный воздух, тепло, но темно.
След внизу чётко виден крысиный:
Всё погрызла, разлито вино.
Шкурка серая стала лосниться...
Вот удача - нашла этот схрон!
А ведь думала: божья десница
Не пропустит сквозь мягкий заслон.
Как наелась, глаза загорелись:
Это ж надо, как ей повезло!
Но, когда в темноте присмотрелась,
Показалось - горит само зло.
Страх сковал писк у самой гортани,
И глаза было не отвести...
Понимала, стоит что у грани,
У последней черты на пути.
А огни, между тем, стали ближе,
Показался огромный паук.
Он спускался все ниже и ниже,
Нить зажав меж своих восьми рук.
Ей казалось, в глазах его бездна,
Что желает её поглотить.
Помолиться? Но нет, бесполезно:
Предстоит за всё в жизни платить.
В голове пронеслись словно кадры,
Как страдал от неё этот лес:
Обрывала в орешнике ядра,
Продавая потом их на вес.
Птиц и белок совсем не жалела,
Выгребая все "в ноль", что могла.
Торговала с размахом, умело,
Причиняя не мало всем зла.
Подгрызала грибы и коренья
Не себе, так пусть и не кому.
А теперь появились сомненья:
Сама жизнь ведь стоит на кону.
Восьми рукий паук, восьми глазый,
Настоящий прядущий мизгирь,
То-ли чёрный, а то-ли чумазый,
Разрастается в рост он и вширь.
В голове вдруг слова прозвучали:
"Враг поверженный - больше не враг,
И не жаждем чужой мы печали.
Ты ж себя наказала и так.
От Орла до Казани, на Север
Простирается наша земля.
И не дай тебе бог, чтобы в гневе
Поднялась та войною бурля".
Помолчал и продолжил спокойно:
"Здесь Святилище с древних времён.
Уходи, но живи впредь достойно.
А вернёшься, так век твой сочтён".
Приоткрыл паутину над входом,
Потянуло морозом слегка.
Крыса бросилась прочь тем проходом,
Осознав, что ведь жизнь так хрупка.