Баллада о спасителе и спасённом

Алексей Голенищевъ
(Сталинград – Спитак)

Метёт по снегу пепел ветер,
Дерёт глаза пожарный смрад.
Февраль промёрзлый, сорок третий,
В руинах чёрных Сталинград.

По улицам разрушенным, дорогам,
Плелись колонной, а кто как,
С трудом влоча мороженные ноги,
Немецких, полчища солдат.

Обмотанные в тряпки, шАрфы,
Кто в бабьи шали и платки.
Из под шинелей в стороны торчали
Кофт, вязаные, дранные клочки.

Тащились пленные, понуро.
Другие, сдаться хоть кому.
Почти что без охраны, конвоиров,
Не как в Берлине на плацу!

Да и куда бежать воякам?
Мороз за тридцать, везде смерть,
А на приёмных пунктах, всяко,
Могли хотя бы обогреть.

Налить и кипятка, и крышу
На время дать над головой.
Вот и плелись толпой, кто выжил,
Из мясорубки выбравшись, крутой.

А конвоировали так, для фото,
Документальных кадров наснимать.
Для операторов, чтоб с фронта
Про Сталинград победный показать...

Чернявый лейтенантик молодой,
Казалось, воевал всегда.
Сначала битва под Москвой,
Теперь бои за Сталинград!

Давно и где-то далеко
В Армении остался дом.
Там мать, сад, виноград, тепло,
И пахло хлебом свежим в нём.

А в Сталинграде год войны
За 10-ть можно посчитать.
Смешались дни, часы, бои,
Где каждый мог последним стать.

Ваган уже привык к войне,
Хоть и звучало как-то странно,
Но когда боль и смерть везде,
Жизнь мирная, уже туманна.

Привык не спать и голодать.
Как холодны в России зимы!
И что нельзя за Волгу отступать -
За Волгою земли не имут!

И вот повержен враг, разбит!
Сломали немцев в Сталинграде!
А сердце щемит и болит -
Друзей погибло много, ради …

Ещё и гордое оно!
Когда в солдатском сердце – горы.
Не терпит трусость, подлость, зло,
Не пряча свой огонь и норов! …

Он шёл на перевязку в медсанбат,
Задело чуть плечо осколком.
Как вдруг упёрся, ужаснувшись, взгляд
В случайную картину, ненароком.

Стоял у бровки пленный фриц,
Шарфом обмотанные руки.
Поникнув безучастно ниц,
В рваньё, как немцы все закутан.

А рядом с ним наш офицер,
В руке с зажатым пистолетом.
Берёт, играясь, на прицел,
И ухмыляясь так, при этом.

Как можно, тишина, как в танке,
Фронт отошёл, что не догнать,
И не в бою, и не в атаке
Так хладнокровно убивать?!

Пусть немца, но он безоружен!
Пусть враг, но это пленный враг!
Больной, голодный и простужен -
Убить безжалостно вот так?!

Солдат весь сгорбился, зажался,
Стоит, покорно выстрел ждёт,
Что он сейчас вот-вот раздастся,
Что он его вот-вот убьёт.

- Ты что же делаешь тут с пленным,
Другого дела больше нет?
- Да вот, ребята подогнали.
По случаю, трофейный пистолет!

Да, только, сволочь, заедает!
Не хочет, что ли по своим?!
Нажал, а он, чёрт, не стреляет.
Попробуй ты, может, пальни! -

От ярости и возмущенья,
Горячий армянин аж онемел.
Живого человека, и мишенью?!
Да, как он мог? Да, как посмел?

Советский офицер, по безоружным,
По пленным, подло, как фашист?!
Что банок не нашёл не нужных,
И для пристрела выбрал жизнь?

Да, пусть ещё вчера, недавно,
Он был противником, врагом.
Но победила честь и правда,
А пленных убивать нельзя – закон!

Ваган тут разглядел петлицы,
Понятно стало – интендант,
Снабженец, тыловая крыса.
Солдат и как-бы не солдат!

Не зная пороха, ни дыма,
Ни жизнь, ни смерть нельзя понять!
Как жизнь хрупка и уязвима,
И что такое - убивать!

- Не слышу. Что ты там лапочешь? –
Спросил Вагана офицер,
- На пистолет! Попробовать не хочешь?
Возьми немчуру на прицел!

Ваган взял пистолет у интенданта
И в снег подальше запустил.
Чтоб быстро не нашли, специально,
И в челюсть «палачу» изо всех сил.

Тот с неожиданности этой,
Волчком свалился в грязный снег.
Вдруг рядом тормознула «Эмка»,
Тут лейтенант, похолодел…

На «эмках» ездило начальство,
Похоже доброго не жди.
Шептал беззвучно немец что-то,
И интендант давай ползти.

Видать конец, отвоевался!
Похоже, трибунал теперь!
Стоял немчура, нервно мялся,
С разбитой рожей – офицер.

А он меж ними, собственной персоной,
Виновник, как бы, торжества.
Конечно трибунал тут, безусловно!
Уже открутишься едва.

Нет, не боялся он штрафбата,
Такое вынес его полк...
Любое, после Сталинграда
Похожим будет на курорт.

Позор его страшил сильнее.
Как матери об этом рассказать?
Ведь за такое преступленье
Могли на месте расстрелять.

Из "эмки" выбрался неспешно
Дивизионный комиссар.
Лицо измотано, небрито,
Похоже, что давно не спал.

"Палач" тут сразу оживился,
Вскочил, отряхивая снег.
Представился и извинился -
Картина - маслом, как на грех!

- Ну, доложите, что случилось? -
Спросил негромко комиссар.
И интендант, набравший смелость,
В свою всё пользу, расписал.

- При немце, как же, разве, можно -
Советского бить офицера, вот?
Он выше званием! По роже!?
И пистолет швырнул в сугроб! -

Ваган всё это слушал молча,
Да, и чего бы он сказал.
Похоже точно шлёпнут, кончат,
На фронте - скорый трибунал!

Но всё пошло не так, иначе.
Не думал он, ни интендант.
Был комендант в боях горячих
И жизни, смерти ... - цену знал!

Он рявкнул резко, зло и грубо,
Что мало "палачу" влепил!
Что сам бы врезал гаду в морду,
Устроил, крыса тыловая, тир!

Велел взять до землянки немца,
Покуда, жив тот, проводить,
Чуть отогреть его, страдальца,
Потом к своим определить...

Ваган, изрядно обалдевший,
Взял пленного покрепче за рукав
И шагом по снегу, неспешным.
С ним рядом немец похромал.

В землянке тот оттаял малость
И тихо что-то всё твердил.
В лице, растерянность, усталость.
Спасибо, видно, говорил.

- Зачем нам убивать друг друга? -
Тут медсестра перевела,
И он затрёсся как-то снова,
Скатилась крупная слеза.

Взял лейтенант за руку немца,
В лицо подольше посмотрел.
То ли шептало что-то сердце,
То ли запомнить он хотел...
....

Хлебнул и радости и горя,
Уже полковник. Честно дослужил,
И, часто вспоминал историю,
Надеясь, что тот немец жив.

Жив, невредим и помнит тоже
Про Сталинград в огне и час,
Как офицер, другому дав по роже,
Его от верной смерти спас!
……….

Армения, зима, землетрясенье*…
В развалинах Спитак, Ленинакан.
Врачи, солдаты, населенье -
На помощь и спасение армян.

Весь СССР, и заграница,
Плечом к плечу, спина к спине,
Деревни, города, столицы -
На помощь горю и беде!

Приехала и немцев группа,
Известных, опытных врачей.
Андроник, старший сын Вагана,
Врачом трудился тоже в ней…

Работа кончена, и немцы уезжали,
Исполнив долг, назад, домой.
Андроник, ночью, за рулём, усталый,
Вёз в лагерь их, обратно свой.

Как вдруг тяжёлая машина,
Не тормозя, на бешеном ходу,
На перекрёсток вылетает живо
В песчаном, пылевом дыму!

Тут немец молодой, что за шофером,
Куда удар придёт – смекнул,
И Андроника резко вправо,
Что было силы – оттолкнул!

Удар был страшный, мощный, сильный,
Но не было шофёра за рулём!.
Немецкий врач от гибели спас верной -
Живой Вагана сын, спасён! ...

Его лечили в этой же больнице,
Где раньше сам других лечил…
А врач немецкий, через месяц
С отцом вдвоём вернулся, пожилым.

Отец его – хирург известный,
Хотел в Армению всегда.
Война щемила часто в сердце
И память давняя звала...

Он и Ваган сразу узнались,
Хоть в лицах черт особых нет.
Но вот, глаза, глаза – остались!
Им не страшны теченья лет!

Шёл немец через годы к этой встрече,
А тут, прям, мистика сейчас,
Что сын спасённого от смерти,
Спасителя, здесь сына спас!

Сказал по-русски старый «пленный»,
- Всё возвращается, и всё течёт!
Добро всегда вернётся с верой
К тому, кто сам добром живёт! …

Стояли молча два седых солдата,
Кто память друг о друге нёс,
Спаситель и спасённый им когда-то,
Обнявшись, не стесняясь слёз …

* катастрофическое землетрясение на северо-западе Армянской ССР.
25 тысяч погибло,
514 тысяч остались без крова,
140 тысяч получили инвалидность.

06-10.12.2019