Войско Узбагойское готовилось к штурму славного града Воронежа. Свирепый хан Втулубвас на партийном собрании постановил в кратчайшие сроки, а именно за неделю, максимум две, аккурат к празднованию нового года, взять наконец то этот трижды восславленный славянскими летописцами древнерусский город. Руководителем диверсионных действий на территории противника, поимённым голосованием поднятой рукой, был назначен темник Облай Атбалды из улуса Ржунимагучи. Встав на табурет – ибо роста был невысокого, чуть выше ночного горшка полкового писаря Нохоя, - Облай сердечно поблагодарил руководство за оказанное доверие и пообещал с честью справиться с поставленной задачей, не запятнав земли узбагойской. Щёки его разрумянились, от лысины повалил пар, вниз по рёбрам потекли струйки пота – так организм Атбылды прореагировал на вышеописанное.
Хан выделил Облаю два дня на подготовку к операции, поручив набрать себе в команду опытных воинов, на худой конец - воительниц. Также были обговорены прочие детали предстоящего мероприятия, а именно: явки, пароли, частоты радиосвязи для передачи данных с территории осаждённых и инструкции на случай попадания в плен. В этом месте Облай чуточку вздрогнул и проглотил ломоть страха, ибо плена он боялся пуще кирзовых сапог старослужащих, сломавших его психику и разрушивших то хрупкое очарование жизнью, которое он бережно хранил в уголке души нерусской.
Штатный фельдшер Нибельмес попросил его широко раскрыть рот и сказать «Ааа». Крепко зажмурившись, Облай взмолился, чтобы доктор не совершил ничего предосудительного с его ртом, ничего такого, что обычно выкладывают на порнохаб. Вколов ледокаин в десну трясущегося полурослика, док уже спустя пять секунд вырвал зуб мудрости изо рта Облая и трансплантировал на его место капсулу с цианидом. Подумав немного, Нибельмес удалил ещё один зуб мудрости и уже на автомате поместил в образовавшуюся воронку капсулу с мышьяком, на тот случай, если цианид не подействует. Ведь всем в улусе было известно, что Облай тот ещё гад и не всякая отрава его возьмёт.
Потрогав кончиком языка вживленные предметы, Облай помолился вечному синему небу, чтобы оно помогло ему избежать плена и, соответственно мучительной смерти.
Выйдя из шатра в лёгкой задумчивости, Облай столкнулся лицом с грудью воительницы Ржанки. Груди у неё были такие большие , что двое батыров семь минут вытаскивали голову Облая, застрявшую между ними. Наконец обретя способность дышать и более-менее соображать, Облай Атбалды запрыгнул на табурет, который неизменно таскал за ним его ординарец, и уже лицом встретился с глазами живой легенды всея Узбагоии.
«Слушай, Ржанка. А пошли со мной в разведку! Ты баба опытная в таких делах, учить тебя ничему не нужно, всё сама знаешь где и что. Тем более, что в застольном граде Воронеже была однажды, проездом, а ведь это немало.»
« Ах, Облай! С радостью говорю тебе своё да!- ответила Ржанка, - Мне на работе как раз три выходных дня дали для профилактики нервной системы, так я могу с тобой её проветрить, заодно и дырочку приготовлю. Нет- нет, шалун, для ордена, а не для твоих влажных фантазий. Кого ещё брать будем в команду?»
«Да, в принципе больше никто не нужен. Частокол у ограды невысокий, тем более сугробы листьев удачно намело под самые стены. От тебя и требуется только, что подставить своё плечо твёрдое да подсадить меня к краю забора. А остальное я сам сделаю. И рисковать тебе не придётся лишний раз.» - так изрёк Облай и подивился мудрости своей нетипичной и красноречию диковинному.
«Вдвоём так вдвоём, - обронила Ржанка. – Коней брать будем или мне тебя до самой стены на руках нести?»
«Возьмём, конечно возьмём коней!» – с жаром ответил Облай, а сам представил, как было бы здорово покачиваться в такт широкобёдрым шагам, прижавшись ноздрями к перекатывающимся выпуклостям напарницы … Возникшая в возбуждённом воображении картинка была такой реалистичной, такой ультрасуперайчди, что кровь внутри Атбалды быстро сменила своё русло и, вздыбившись на уровне пряжки ремня, сурово погрозила оттуда. Мол, о деле думай, дурень, а не о разврате предстоящем.
Выдвигаться к месту совершения героического самопожертвования решено было утром в субботу: язычники как раз успеют обильно насытиться крепкими напитками, наговорить друг другу разных приятностей и ругательств и хорошенько отдубасить друг друга чем попало по чём ни попадя в популярной забаве стенка на стенку. Утром все будут никакие, не способные к вдумчивому патрулировании причастокольной территории и осмысленному реагированию на появление потусторонней нечисти у себя в тылу.
План должен был сработать. В этом у Облая не было и сумерка сомнений. На всякий случай, он всё же отвёл Ржанку к Нибельмесу. Тот, согласно кивнув, ловко заворотил девушке подол и вмонтировал ей в причинное место спираль со встроенными опасными лезвиями , на случай, если плена ну никак избежать не удастся. Облай, наблюдая это, подумал: а может и в его случае можно было ограничиться какой-то спиралькой завалявшейся, а не этими, уже вызывающими противный зуд в челюстях, ёмкостях с ядохимикатами.
Солнце распахнуло окно и плеснуло рассвет в зевающее лицо субботы. Воронеж ещё мирно посапывал после бурно проведённой ночи. Бродячие псы облизывали сломанные носы и вывихнутые конечности участников массовых столпотворений, лежащих в не самых удобных позах там, где их сбил с ног удар богатырского кулака или очередной ковш медовухи. Куры прощупывали пыль на наличие зерноприпасов, кастрированные коты от нечего делать сходили с ума, быки трясли коров за вымя и требовали к себе доярок. Всё было как всегда бывает в выходной день.
Мэр города Воронежа, закалённый в междусобойчиках военачальник князь Гнетыч осматривал в полевой бинокль неприятельский лагерь. Какого либо заметного движения, суеты в действиях узбагойцев заметно не было. Они все так же лениво волочили ноги, перемалывали кости у огромных котлов с варёной бараниной, обливаясь жиром, метали искры из глаз с помощью палицы, играли в конное поло и упражняли свою меткость в стрельбе из лука по привязанным к столбам позора конокрадам.
«Хм, - подумал Гнетыч,- неужели уикенд обещает быть спокойным, без рек крови и гор бездыханных тел?» И тут его цепкий взгляд заметил микроскопическую точку на грубо обтёсанном бревне у северных, слабо охраняемых ворот города. Точка шевелилась и пыталась сползти вниз, но что то ей мешало. Взяв винтовку «Мосина», князь смог разглядеть в оптический прицел низкорослого басурмана, зацепившегося элементом нижнего белья за сучок , и отчаянно дёргающегося в попытке спрыгнуть таки на землю. Пока у него ничего не получалось: сказывалось качество материала нижнего белья, поставляемого в виде дани местной носочно-портяночной фабрикой. Заварив чашечку кофе, Гнетыч продолжил наблюдения за надпочвенным трепыханием нелепой бабочки-однодневки в засаленном тулупе.
Когда же благодушное настроение от выпитого напитка покинуло князя, он, слегка задержав дыхание, произвёл точный выстрел, попав, как вы уже догадались, Облаю в пятую точку порцией перца крупного помола. Облай взвыл на нечленораздельном наречии и непонятным образом перемахнул обратно за ограду. Прямо на дрыхнувшую Ржанку. От удара спираль сорвалась с петель и вылетела с металлическим щелчком, звеня лезвиями, прямо в распахнутый рот Облая. Рефлекторно сомкнув губы, он случайно придавил пружинным механизмом обе капсулы…
В истории не сохранились данные о том, что же всё таки послужило причиной преждевременной и мучительной болезни Облая Атбалды: цианид, мышьяк или острые края лезвий фирмы «Спутник». Он выжил вопреки всем законам логики и физики. Ржанка дотащила его подмышкой до лазарета. Нибельмес лично руководил операцией по спасению чести и достоинства Атбалды. К счастью, а может и несчастью Облай вскоре оправился от болезни, но внутри него что то надломилось. Он уже не был прежним, страх и отчаяние навсегда завладели его мыслями Будущее перестало его волновать. Жизнь стала невыносима. Спасло его от суицида только одно – он начал писать стихи. Сначала в стол, потом в сервант. Когда стихи перестали помещаться в рамки разумного, Облай начал выкладывать их на набирающем популярность интернет ресурсе. Кто то даже читал.
На этом рукопись обрывается и дальнейшая судьба Облая Атбалды теряется в непроницаемой завесе мрачного средневековья.