ДИДАКТИКОС
Под маркизу Кафе Де Флор,
На протёртый плетёный стульчик
Не представилось до сих пор
Приземлиться мне, милый мальчик.
Сколько я не считал ворон
В захолустье глухом Транссиба,
Ни один прицепной вагон
Не везёт в Париж за «спасибо».
Потому и лелею сплин
У пивного ларька в Слюдянке,
Что по жизни я гражданин
Похороненный на полустанке.
В позабытой богами дыре
На окраине Ой(!)кумены,
Где все музы мои и камены,
Словно псы скулят в конуре.
И тебе, юный мой собрат,
Феба чтущий назло Минерве
Пожелаю я собирать
Не стишки- пустышки, а евро.
Будет впрок европейской мзды –
Сможешь всё разглядеть поближе –
Те же музы живут в Париже,
Что и в часе от нас езды.
ЖАБА И СОЛОВЕЙ
У реки распевают жабы – манят звёзды с небес ко дну.
Кабы мне, их жабья княжна бы, подарила всего одну.
Подарила и свет, и ласку, и любовь подарила мне –
Превратилась бы в Златовласку, жабью кожу спалив в огне
Дикой страсти неизлечимой, в этой южной стране чужой.
И от жизни, едва влачимой, я б очнулся опять живой.
Выпив зелья волшбы кавказской и ведро зелена вина,
Со своей златовласой сказкой пробудился бы ото сна.
И опять бы – юный и нежный, уподобившейся соловью,
Пел бы песни – романтик грешный, и любил бы жену свою.
ЕХАЛ ГРЕКА ЧЕРЕЗ РЕКУ
Опять ахейцы и опять - прилив
Несёт их корабли под стены Трои.
Пришла весна. И лишь цветенье слив,
Ещё напоминает о покое
Глазам. И сердцу, беспокойство дней
Уже предчувствуя, стучащему не ровно.
«Ну что ты скажешь о судьбе, Эней?»
Эней молчит и курит беспокойно.
Вот так и повторяется кино –
Четыре тыщи лет без полувека.
И это дежавю, без всяких «но»,
Равно избитому: «плыл грека через реку…».
Хотя, народ сказанье упростил –
То был не Нил, а Критский Понт. Однако,
Их флот убогий в Азию доплыл,
Не убоявшись ни судьбы, ни рака.
Или, вернее, кракена –
Того, что Посейдон послал на помощь тевкрам.
И зря плясал от счастья Илион,
Елена зря Париса ублажала.
Рак этот – кракен, потеряв все жвала,
Был съеден греками(бог моря – посрамлён).
Всё встало на свои места –
Троянцы и данайцы, боги
И их супруги с ревностью своей.
Опять была весна,
Но греки, не нашли назад дороги,
Лишившись по пути добычи всей.
Одно нас радует, Эней:
Когда Уиллис был Полифемом ослеплён,
Он, нам на радость, зваться стал Гомером
Сплёл песнь и спел её о людях тех времён,
Которые и нам могли бы быть примером.
***
Как сумрачно в душе и времени уже
Осталось на двоих, на донышке бокала.
Мы думали, что рай возможен в шалаше,
Но оказалось – это слишком мало.
И что нас ждёт теперь, когда под новый год
Родится новый век – чужой и безотрадный?
Кто первый в эту дверь с рыданьями шагнёт
И чем, как белый снег, испишет лист тетрадный.
Любил ли я тебя? Любим ли был в ответ?
В каких зыбучих снах остались миражи?
Мы, по любви скорбя, её забыли свет –
На донышке бокал хранит лишь капли лжи.
***
Взберусь на маковку пригорка
(транзитом в средней полосе) –
Отсюда, не видать Нью-Йорка,
А родину – во всей красе,
От Сахалина и до Керчи
(хотя, возможно и Керчи).
Я вижу, что мой путь прочерчен
Восходом, как огнём свечи.
И никогда, над всей страною,
Не пропадает этот свет.
Спасибо, Бог, что ты со мною
В стране, которой края нет!
1985
Всесилен летом Крымский континент!
Над виноградным полднем вьются пчёлы,
Лазурью ослепляет Фиолент
И кружит голову мотив из радиолы.
Ах, как приятно ошибиться вновь и вновь,
И перепутать бархатистость кожи –
Сильней ли к крымским персикам любовь?
Иль к девушкам, что так на них похожи?
Впадая в зной и в проливной мотив,
Бокалом хереса прелестницу умаслив,
Цыганкам ручек не позолотив –
Уверен в том, что ночью будешь счастлив.
ЗАБЛУДНЫЙ СЫН
Однажды став ненужным и свободным,
Покинув родину - сиротский общий дом,
Идёшь куда-то вдаль с мешком походным,
Неведомым подсказчиком ведом.
А на пути твоём – река Смородина
Черным-черна и серный смрад над ней –
Не отпускает из объятий родина
Своих наивных блудных сыновей.
Калинов мост – лишь отраженье в омуте.
Пройди его в безветрие, пока
Не заболел дурной болезнью памяти
И не снесла тебя с моста река.
Не обращай назад ни взгляд, ни помыслы.
Беги, заблудший в собственных мечтах.
Ищи-свищи на соловьиных промыслах
Судьбу свою, стряхнув отчизны прах.
РУСЬ
Из родников словенских пей кисель,
Где Новгород пасёт своих гусей
И щерится на Запад гость московский.
Напейся вволю этих сытых струн!
На гусельках, сыграй нам кот-баюн
И убаюкай ласкою бесовской.
Лети, мой светозарный сизокрыл
Над полем вспаханным, над холмами могил,
Где родичи – радимичи и веси.
Лети смелей. И в ясном поднебесье,
Пускай всегда тебе хватает сил.
А нам, живущим десять сороков,
Бесчисленное множество веков,
В земле ещё не позабытых дедов,
Ногами упираясь в нашу твердь,
Её хранить, любить и в небо впредь
Птиц выпускать и души из подклетов.