Когда-то по жизни мне оказалась близка эта тема. http://www.stihi.ru/2014/11/27/10483
Впервые прочла стихи Валентина Соколова в семнадцать лет, когда человек более восприимчив... Потрясение было очень сильным! может еще и потому что подкреплялось собственным опытом...
Но до сих пор, я восхищаюсь, талантом и силой души этого человека!
А особенно неповторимым стилем, звуком и рисунком его стиха!
Под впечатлением от его биографии моё стихотворение:
http://stihi.ru/2014/09/24/10378
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
ВАЛЕНТИН СОКОЛОВ (24.8.1927–7.11.1982)
ГРОТЕСКИ
Поэма
В чёрном траурном конверте
Мне явилась мысль о смерти
И явилась
Жизнь,
Что в танце окаянном,
В дальнем ломано-стеклянном
Заблудилась.
Что там было? На вопросы
Мне ответит стук колёсный
На этапах,
Дым дешёвой папиросы,
Груды тел и смертоносный,
Смрадный запах.
Мне ответит
В сером свете
Дух столетья
На вопросы.
Мне ответит
Словом-плетью
Дух столетья
На вопросы.
Что там было? Это первый
Ребус мой в чеканном плане:
Мрак тюрьмы и люди-черви
В узком каменном стакане
Вызывают на допросы,
Бьют и целят зубы выбить
Вспоминая, воздух зыбить
Сладко дымом папиросы,
Тихим дымом папиросы…
Вот и кончились допросы
Суд и сальто прокурора.
И уже в тисках забора
Облик чей-то замаячил,
Облик чёрного колосса,
Облик в будущее косо
Наклонённого колосса,
Он меня тогда мальчишку
Помню сильно озадачил –
Так я начал
Начал серые сказанья
Наказанья,
Голубые приключенья
Заключенья
Бесноват был, рад был, весел,
Что-то весил, с кем-то бился
И куда-то острый весь я
Растворился, перелился –
Стал пустым. А полнокровным
Был тогда в дыму барачном
Диким скрежетом зубовным
Жил беснующийся в мрачном.
Жил и мысли злые нежил,
Мысли всё одни и те же:
Как бы ласковым остаться,
Чистым, сильным, светлым, юным,
Перед идолом чугунным
В грязь лицом не распластаться.
Вам наручники известны?
Неизвестны. –
Карцер – гроб сырой и тесный,
Очень тесный.
Не хотите пресмыкаться –
Значит, карцер
Всем, кто любит бесноваться –
Тесный карцер
Знает каждый сердцем честный –
Карцер тесный
Расправлялся с жизнью-песней
Карцер тесный...
А начальник мощью чресел
В кожу кресел,
Уверяю вас, немало
В жизни весил.
В звоне вёсен луны плыли...
Вас любили.
Звали вас иные дали –
Нас не звали.
Дико это, дико, дико!
В неземном каком-то блеске
В громовой лавине крика
Угловатые гротески
Вдаль ведомые колонны,
Лай людской и лай собачий,
И посёлок стооконный,
И тоской тысячетонной
Небо в серых струях плача
Дико это, дико, дико…
Там, на вахте, мёрзнут трупы,
А в столовой в миске супа
Взглядом жадным ищет круп
Человек большой и чёрный
Скорбной мыслью омрачённый
Полутруп.
Кто-то выбросил окурок
Сразу трое драться стали,
А четвёртый в рой фигурок
Влил ножовый проблеск стали
Кто-то ноги раскорячил
За бараком кто-то раком
Бабу начал
И не кончил
Кто-то варварски утончен
Поманил пустой посудой,
Обманул – назвал паскудой...
Да, всё это диковато
Кто там так дураковато
Между нар дробит чечётку
Ритмов хлещущую плётку
В жест привносит странно-ломкий,
В окнах тоже странно-тонкий
Месяц, хлынувший в решётки,
Месяц в чёткий стук подмётки...
А на нарах, там, на нарах,
В явью явленных кошмарах
Люди в скорби неуёмной
Каждый профиль запрокинут,
Каждый взгляд с высот низринут
В мир огромный,
Тёмный-тёмный,
В мир бездонный...
Там и я был той частицей,
Злой отмеченной печатью,
Что стремится причаститься,
Светом ласковым пролиться
В солнцеликое зачатье.
Был я солнечно безумен,
Был сражаем не однажды,
Романтических изюмин
В днях бесцветных жадно жаждал.
Да и как я мог иначе,
Если весь я в этом странном
Сыном солнца был, был зачат
Светом солнца осиянным
О столетье!
Серой плетью
Был я битым.
Был я отдан,
О столетье,
В лапы сытым
Жил в святом порыве к детям
Я,
Столетье
Где красы моей соцветье,
О столетье?
Жизнь проходит. Дней все меньше,
Вянет тело.
Сердце просит ласки, женщин
Зло и смело...
Помню, вышел я на волю
Танец цвёл в моей походке
Как же, в прошлом царство боли
В прошлом мёртвый звон решётки
Думал: то-то счастье брызнет
И зальёт меня лучами
Ожидалось лёгкой жизни
Без забот и без печали.
Золотое ожидалось...
А взглянул и вдруг осёкся,
Взгляд расплавленный остынул,
Как-то мутненько улёгся
Пыл, который в спешке вынул.
Вот он этот профиль серый
Род неистовой кадрили
Злой свисток милиционера
Над слоями мёртвой пыли.
В сером мутные фигуры
Красный флаг над ними реет
Серых дней клавиатуры
Человек взорвать не смеет.
Да и это ль человек-то?
Этот вот с дрожащим веком
С острым носиком снующим,
С ртом жующим
И блюющим
Человек ли это?.. Маг ли?
Нет, мне кажется. Не так ли?
В область бросился иную:
Водку начал пить без меры,
Но за мной пришёл в пивную
Злой свисток милиционера.
И опять предельно жутки
Стали трезвые кошмары
Сутки всовывались в сутки
Словно в пыльные футляры.
Чьи-то красные желудки
Всё о сытости молили,
И манили незабудки
В сферу с запахом ванили
Вот тогда-то и вошёл я
В мир, где красок не нашёл я,
В мир издёрганный, мертвящий,
В мир любви ненастоящей...
Да, в том самом сложном мире
В каждой маленькой квартире
Жили вещи
И зловеще
Жили злые чувства-гири
В душах женщин.
Я вошёл к ним. В синем шёлке
Романтических иллюзий
Был я попросту нелепым.
Я вошёл. Меня не ждали.
У окна в простом овале
Чёрным крепом
Был отмечен
Чёрный вечер.
Тон печали
Был тот тон, которым встречен
Был я маленькой хозяйкой
Тон печали
И в броске том
Рук залитых чёрным светом
Тон печали.
Сон печали.
Так, наверное, встречали
Всех, кто встретившим оставил
Часть души
Другою частью
Устремившись к злому счастью:
Ног, уставших в расстояньях,
Глаз, расцветших в переменах,
Чувств, рождённых в излияньях,
Крови, буйствующей в венах...
Так вошёл я и нашёл я
Только мерный тон печали.
В первой страсти, страсти нервной
Тон кощунствующе мерный,
Тон печали.
И не помню, я ли первый
Понял, понял вдруг до крика
Резко врезанного в стёкла,
Хлёстко брошенного в тучи,
Понял – как мы измельчали,
Как краса твоя поблёкла.
Как могли бы стать мы лучше...
Понял: стал мне род распятий
Этот страшный зов кроватей,
Зев измятый
Взгляд твой мягкий, виноватый,
Опрокинутый, распятый,
Смятый...
Понял в этом нервном вопле
Страсть не пошленький галоп ли
Кобылицы,
Что летит через ресницы
В запрокинутые лица
Жадно впиться.
Отразиться жадно хочет
В теле ночи
Зло хохочет
В теле ночи
Хочет,
хочет,
хочет,
хочет
Ночи
Я ушёл, но ты осталась
Ты осталась.
Ты осталась как усталость,
Жалость
Как укор в шальную шалость
Ты осталась
Губ твоих родная алость
Мне осталась
Жизнь моя давно промчалась
Ты осталась
Ты рукам чужим и мыслям
Не досталась...
Подведём теперь итоги:
Вот иду я в чёрной тоге,
Восклицая
Отрицая
Мир, приемлемый для многих
В песнях сумрачных и строгих
Порицая
Как я страстно ненавижу
И люблю, люблю без меры!
И конец твой близкий вижу,
Злой свисток милиционера
Дали вижу те, что чище
Сердце бьётся чаще, чаще
Мир всем, людям духом нищим,
Землю скорбью тяготящим
Мир всем, мучимым в застенках,
Мир вам!
В нежных розовых оттенках,
Мир вам…
Так из дней чадящих вырван
Я опять к тебе вернулся
В ту стихию, где не скажешь
Людям буйным: братцы, мир вам,
А войдёшь и тихо ляжешь
На пустующие нары
Пищей в жаркие пожары.
Ах, и ты? Привет, начальник!
Ты ничуть не изменился
Всё в такой же мерзкой форме
Мерзких сил родоначальник.
Так же шамкаешь о норме,
О работе, о лопате –
Принимай этап, начальник,
В зону – в мёртвые объятья
Принимай больных и старых
Наши лица в формулярах
Пролистай – отдай в спецчасть их
Там их пальчики приколют
К голубому стержню боли,
Кем-то скрытому в ненастьях,
В злой неволе,
В злых несчастьях...
Принимай этап, начальник!
И опять ко мне склониться
Ищут лица,
Вдохновиться
У чифира в дымных квартах,
В пальцах роющихся в картах
Воплотиться...
Здравствуй, зона! Бесноватей
Песня в узеньком квадрате
Стен твоих, твоих запреток
Ты душе глоток озона
Здравствуй, зона!
Здравствуй, здравствуй...
Надзиратель, чёрт мордастый,
Ты всё тот же, всё похожий
На сосуд совсем порожний,
Ты всё тот же с мордой красной –
Что же, здравствуй!
Да целуйся осторожней
Ты клыкастый...
И опять я, и опять я
В ваши грубые объятья
Как в проклятье
Крик упорный, подзаборный,
Чёрный номер – номер чёрный
Вам на платье
И опять под рёв симфоний
На ладони
Принимаю судьбы ваши,
Понимаю
И дыханьем пальцы ваши
Согреваю
Тише, вкрадчивей рыданья
Скоро зори
Скоро зори щедро хлынут
В ваше горе
И растает ваше горе
Да, растает
Что до неба вырастает
Да, растает
Скоро зори щедро хлынут,
Зори! Зори!
1959 г., август,
Леплей, Дубровлаг, Мордовия
Текст дан по книге: Валентин Соколов. Осколок неба. Сборник. – М.: Изд-во «Наш дом – L’Age d’Homme», 1999. С. 78–92. 352 с. Тираж 2000 экз.