Сонечка

Макс Кукоба
   -Шагай, сучий пёс! Помер, что ли?!
   И он шагал, в ряду таких же голодных, продрогших до костей лагерных душ, загнанных и запуганных конвоирами.
   -Господи, Сонечка, как же ты там одна? Как же, милая? - бурчал он себе под нос.
   -Ти-ши-на! - раздалось сзади, и мощный удар прикладом винтовки прилетел ему в спину, свалив с ног. -Вставай, сволочь! - конвоир пнул его под бок. -Другие идут! А ты чего, лучше чем?
   Тот, смолчав, поднялся и двинулся дальше.
   Сугробы трещали. Лагерные, вздыхая и постанывая, шли, куда сказано, неся тяжёлые дубовые брёвна. Мороз обжигал сморщенные от бессилия лица и посиневшие руки.
   -Зачем ты так с ним? Ну, шепчет себе и шепчет... - сказал Серпухов, один из конвоиров, совершенно не злобно, даже жалостливо.
   -А с ними так и надо! По-другому не поймут! И нечего порядок нарушать: особенный, что ли? - ответил Тушай, огромный мужик с квадратной, непропорциональной от природы мордой и выпученными, как два красных наливных яблока, глазами.
   -У него, говорят, дочь умерла...
   -И что ж теперь - что умерла, всё ему позволено?
   Серпухов лишь вздохнул, отвернулся и посмотрел на серо-туманное небо и чуть виднеющееся за дождевой пеленой солнце.
   Когда уже брёвна были отнесены, куда нужно, и заключённые находились в лагере, Серпухов стоял на улице и думал, не переставая. Он смотрел на вечерний лес, белеющий невдалеке и, вздыхая тоскливо, закуривал крепкий горький табак.
   Всё ему казалось уныло-нежным, ласкающим, утешающим: и деревья, и снег, покрывающий тяжкую землю, и тихий шёпот январского морозного ветра.
   Вдруг он услышал знакомые слова: "Сонечка, милая!.." - взывал кто-то в метрах двадцати от него. Он присмотрелся и увидел всё того же заключённого, избитого Тушаем.
   Серпухов подошёл медленно...
   Тот не пошевелился даже...
   -У меня тоже дочь умерла... - с тоскливой болью заговорил конвоир. -Год назад... Чахоткой болела.
   Заключённый замолчал и как-то странно, дико, непонятно взглянул на Серпухова. Такие слова конвоира смутили его.
   -Таня звали. Такая добрая, умная была. Улыбалась всем, смеялась... А теперь, вот - нет!.. - он сглотнул слюну. -Долго я не верил в это, отчаянно убеждал себя, что это только сон, что это пройдёт... Но не прошло, ничего не прошло.
   Заключённый уже совсем по-другому посмотрел на конвоира. Взгляд его был сочувствующим, понимающим.
   -Ты, брат, покури - легче станет. - Серпухов достал из кармана пачку и протянул ему. Заключённый, чуть помедлив, взял. -Я, если не против, с тобой постою.
   Тот судорожно вдохнул дым и дёрнул головой. Они закурили.
   Тёплый дым поднимался вверх и лёгким ветром развеивался по воздуху. Тёмное беззвёздное небо висело над беззвучным лагерем, покрытым чуть поблёскивающим снегом. Всё умолкло, умиротворилось, только где-то в лесу что-то тюкнуло, и после снова наступила тишина - нежная, печальная, убаюкивающая.

08.11.19.
Максим Кукоба