К полуночи по линиям Васильевского острова носились
волны метели. Синие желатинные коробки номеров пылали
на углах в подворотнях. Булочные, не стесненные часом
торговли, сдобным паром дышали на улицу, но часовщики
давно закрыли лавки, наполненные горячим лопотаньем и
звоном цикад.
Неуклюжие дворники, медведи в бляхах, дремали у ворот.
Так было четверть века назад. И сейчас горят там зимой
малиновые шары аптек.
Спутник мой, выйдя из литературной квартиры-берлоги, из
квартиры-пещеры с зеленой близорукой лампой и тахтой-
колодой, с кабинетом, где скупо накопленные книги
угрожают оползнем, как сыпучие стенки оврага, выйдя из
квартирки, где табачный дым кажется запахом уязвленного
самолюбия, - спутник мой развеселился не на шутку и,
запахнувшись в не по чину барственную шубу, повернул ко
мне румяное, колючее русско-монгольское лицо.
Он не подозвал, а рявкнул извозчика таким властным
морозным зыком, словно целая зимняя псарня с тройками,
не ватная лошаденка дожидалась его окрика.
О.Мандельштам
В сочной прозе своей -
В дополненье
К стихам,
Что не менее сочны
И сладки -
Неподвластный законам любым
Мандельштам,
Точно жемчуг рассыпал
Загадки!..
Те загадки, в которых
Живая Печать
Не подвластного
Времени Слова!..
И Печать эту снять!..
И слова
Разгадать...
Мы пытаемся снова
И снова!..
07.2009.