Давным-давно, на Украине,
За Днепр-рекой,
Жил Никодим, Тараса сыне,
Казак лихой.
Он прежде был простой селянин,
Но как-то раз
Был шляхтич им изрядно ранен
Не в бровь, а в глаз.
И чтобы голову напрасно
Не сняли с плеч,
То Никодим сбежал к черкасам,
В низовье, в Сечь.
И с коллективом этим мрачным
Добыть вещей
Ходил с Петром он Сагайдачным
На москалей.
Он с войском доходил до Днестра,
И Крым громил,
Вдруг из казачьего реестра
Он списан был.
Тогда с ватагой знаменитой,
Забыв про страх,
Он бил жидов и посполитых,
Возьми их прах.
Раз неудачной вышла драка
И Никодим
Был ляхами посажен на кол,
В пример другим.
Весь день страдал он нестерпимо
И умер в ночь,
Остались после Никодима
Жена и дочь.
Шли годы. Дочь его на диво
Так расцвела,
Увидишь раз – помрешь счастливый,
И все дела.
Она красой своею знойной
Манила взгляд,
Как светлый образ на иконе,
Как райский сад.
На имя Ганны откликалась
Дочь казака,
Еще мужская не касалась
Ее рука.
А под селом, где вместе с Ганной
Жила вдова,
Текла река к морям туманным
И островам.
Однажды друг суровый Марса,
Простыв во мгле,
Князь Вишневецкий задержался
У них в селе.
А с ним была такая свита,
Что просто жесть!
Казалось цвет всей Посполитой
Собрался здесь.
И рыцарство усы крутило,
Ворча: Пся крев!
Коней, красуясь, горячило,
Завидя дев.
Один из них коня то кружит,
То на дыбах.
Коронных войск был подхорунжий
Красавец лях.
А Ганна шла в то время к дому,
Кричит: Держись!
Она поляку удалому:
- Поберегись!
Тот к ней летит, конем балуя,
Уздой звеня:
- Красавица, без поцелуя
Паду с коня!
Вид пана прямо молодецкий-
Палаш при нем,
И шестопер, пистоль турецкий
За кушаком.
В глаза взглянула, все поплыло,
И грянул гром.
Как будто синим опалило
Ее огнем.
Ведь знало небо, знала речка -
Нет глаз синей!
Пропало Ганнино сердечко
От тех очей.
И пан сам в камень обратился
До самых шпор,
Когда в глубокий погрузился
Он Ганны взор.
В огне любовных исступлений,
Как юный паж,
Упал пред Ганной на колени
Воитель наш.
Ей говорит: Нет силы боле,
Я узник твой!
Пусть я и шляхтич, и католик,
Будь мне женой.
У Ганны голова в тумане,
Дрожит как лист,
- Я вижу, - отвечает, - пане,
Ты сердцем чист.
Тебя супругом звать желаю,
Мой господин,
Пусть ксендз нас князя обвенчает,
Ведь бог един!
Нарви скорей в лугу ромашек,
Венок сплети,
В благословенье мати нашей
Еще идти.
И пан ромашки собирает,
Венок плетет,
Она себя венком венчает
И в дом ведет.
Но что-то странное случилось,
Лишь пан вошел,
Вскричавши: Ах! - мать повалилась
Без чувств на пол.
Метнулась к ней с испугом Ганна,
О, Святый крест!
Но мать пришла в себя и в пана
Вдруг ткнула перст.
И говорит она сурово:
- Я помню, вел
Он твоего отца родного
Садить на кол.
А пан растерянно ответил:
- Я разве знал?
Творил я многое на свете,
Я ж воевал.
С бунтовщиками расправляться
Пришлось не раз.
Куда жолнеру-то деваться,
Когда приказ?
Но мать ему сказала гордо:
- Изыди, кат!
Ты демон есть с собачьей мордой,
Ты смерть и ад.
Тебя я видеть не желаю,
Ступай же прочь!
Тебя вовеки проклинают
Жена и дочь!
-А, ведьма! - потемнел он взором, -
Настал твой срок!
Ударил рыцарь шестопером
Вдову в висок.
Она без крика повалилась,
И гнев остыл,
И понял он, что здесь случилось,
Как зверь завыл.
Душой страдая не по-детски,
Вдруг видит он
В руках любимой ствол турецкий!
Иль это сон?
Смотрел хорунжий изумленно
В ствола зрачок,
Как Ганна юная со стоном
Взвела курок.
Стреляй, - шепнул он, - в жизни новой
С нас смоет кровь.
И ангел мне вернет свинцовый
Твою любовь.
Рыдая девушка кивнула:
- Всё против нас.
И пистолет отправил пулю
Меж синих глаз.
На выстрел люди прибежали,
Палят к беде!
Два тела мертвых увидали…
А Ганна где?
Куда с тех пор исчезла Ганна?
Никто не знал,
Лишь плыл венок к морям туманным,
Но он молчал.