Ноябрьский снег прилип к горбатым крышам.
Пенять на деревенский неустрой
не стоило… Травою тёмно-рыжей,
смеющейся кленовою листвой
отгорожусь. Опять теряю речь я.
Зачем слова, меняющие смысл?
В моих глазах вся глупость человечья
застыла в ожидании зимы.
Опять учусь безмолвию у ветра,
у девочки чернобыльской из снов.
К отметке нулевого километра
по кромке равнодушных облаков
я не стремлюсь. Мы вместе были – были
в кайме нижегородской хохломы
искрой рябинной, золотистой пылью
и птицей, не дожившей до зимы.