Разгар лета… во второй половине дня, мама попросила меня, десятилетнего пацана, сбегать в пекарню соседнего посёлка лесозаготовителей с названием «Лесоартель» и принести хлеба к ужину. Подала мне в руки наволочку завернуть хлеб и, вручила записку для пекарихи: «Нина, отпустите двухдневную норму хлеба в счёт завтрашнего дня».
Хлеб для жителей посёлка пекла пекариха Нина на поду русской печки без форм, в небольшой комнате двухквартирного барака.
Посёлок тот, как и наш: ликвидированный в своё время лесоучасток, были расположены на высоких, крутых берегах небольшой таёжной реки по которой по весеннему паводку сплавляли лес заготовленный в течение года и был расположен на другом берегу реки в двух верстах от нашего бывшего посёлка.
Взяв записку и наволочку под хлеб, убежал выполнять мамино поручение. «Сбегай быстрее, через час ужинать будем»,- просила мама.
Хлеб, двойную норму, получил, увязал в наволочку и пошёл по центральной тропе соседнего посёлка «Лесоартель» - иду к мелководью перекатной отмели, чтобы перейти вброд на другой берег реки.
В том месте, в летнее и сухое осеннее время года, перебегали реку вброд по пояс и лодкой пользовались не всегда.
Проходя последние бараки, на пустыре увидал поселковую детвору играющую в лапту. Игра известная, но всё – таки поясню; на земле, вокруг себя очерчивается круг и берётся в руки бита, любая дощечка и, игрок садится в очерченный круг.
Прикрываясь дощечкой, защищает себя от попадания мячиком. Тот, кто водит - бегает за отбитым мячом, должен попасть им в игрока в очерченном круге и если попадёт, то водит игрок, в которого попали, а если отбил мячик битой, продолжает сидеть...
Каждый сидящий игрок, старается посильнее отбить мяч, чтобы погонять товарища бегающего за мячом, а самому дольше посидеть в очерченном круге.
Среди детворы считалось позором долго бегать, не попасть в сидящего в очерченном круге.
Я остановился понаблюдать за игрой малышни и в это время, одного из игроков позвала мать домой ужинать...
Место в очерченном круге освободилось и мне крикнули: «Садись, поиграем!»
В руках держу наволочку с двумя караваями подового хлеба к ужину большой семьи...
Вспомнились слова мамы: «Сбегай быстрее, принесёшь хлеб, ужинать будем».
«Да успею, раз – два отобью мяч и побегу домой!» - подумал я.
Собрался сразу сесть в готовый очерченный круг и уже стою в нём и держу в одной руке биту, в другой наволочку с караваями пока место не занял кто-то другой.
Наволочка с хлебом мешает, не могу пристроить и в это время, кто-то из ребятишек крикнул: «Да сунь её под доску в штабеле».
Я оглянулся назад и увидал штабель свежераспиленных еловых, сырых досок.
Мигом подскочив к штабелю и приподняв верхнюю доску, подсунул под неё наволочку с подовыми караваями... ребятня старалась погонять меня сильнее - я с другого посёлка...
Бегал до седьмого пота и не заметил, как стало сумеречно.
И тут вспомнил слова мамы: «Принесёшь хлеб, ужинать будем!»…
В ритуале нашей семьи было принято ужинать всем вместе, ожидая каждого, так как в течение дня, не получалось совместное застолье, а маме хотелось, чтобы ужинали все вместе.
Начинать ужин без хлеба нет смысла - ассортимент блюд не богат и это выглядело бы как вроде бы вышел из-за стола голодным...
Опаздывающего ожидали до последнего момента - не начинали ужин. Если ожидание затягивалось особо долго, мама говорила: «Начинаем ужин - семеро одного не ждут».
С силой отбив последний удар мяча, вскакиваю с места и галопом мчусь забирать поклажу и...вижу... поросёнок, на прогулку выпущенный, доедает подовые караваи хлеба вместе с наволочкой...одни обрывки от неё рядом валяются.
Меня прошиб холодный пот… такого состояния не испытывал за всю свою дальнейшую жизнь...
В то голодное время хлеб выдавали по норме, 1кг. на работника, а в нашей семье один работник и ему полагалась эта норма.
Килограмма, на семью из восьми человек не хватало на сутки. Ребятишки постоянно просили у мамы хлеба.
Муку же купить было сложно – её в свободной продаже не было, не торговали почему-то в то самое время и это являлось главной заботой родителей.
Налегке, сбегаю вниз с крутояра к реке, к перекатному мелководью: посёлок-то мой на другом берегу, через 2 версты и, в чём был, сиганул в воду - глубина на месте брода небольшая - по перекатным камушкам воды по пояс и чуть выше.
Перебежал вброд реку и не отжимая мокрую одежду, плача бегу домой босой и чувствую ногами вечернюю росу на траве, запоздал!
Подбегая ближе, издали, в сумраке вечера, рядом с домом вижу маму - у ограды стоит, белым платком в горошек, голову покрыла.
Подбегаю и со слезами горючими рассказываю о случившемся. Мама выслушав, сказала: «Отправляйся на сеновал, туда принесу тебе ужин».
Поднявшись на сеновал, залез в полог, лежу и перебираю в голове случившееся, а совесть изнутри бьёт по вискам, издевается надо мной: «Всю семью оставил без хлеба!»
Мама, как и обещала, принесла ужин.
Что именно принесла, не запомнил.
Мама, есть мама!
Запоздалое спасибо, тебе, мама, говорю сквозь прошедшие года.
Впоследствии, брат рассказывал мне, как развивались события перед ужином.
Прошло времени около часа, после моего отбытия за хлебом и мама начала вол-новаться «всё ли в порядке с ребёнком?»
Она несколько раз выходила за ограду и всматриваясь вдаль по убегающей от дома стёжке – дорожке моего маршрута - ожидала возвращение моё с хлебом к ужину.
Возвращаясь в дом-избу, сообщала: «Не видно его и не слышно песен»...
Я любил ходить один по безлюдным луговым тропинкам, и орать во всё горло песни: мама об этом знала.
Любимой моей песней, считал и пел: «Едут новосёлы по земле целинной».
Песню эту сочинили при освоение целинных и залежных земель.
Знал и пел много и других песен, тех, которые все пели.
Совершенно не смущался и драл горло громко, по лугам разносилось!
Любил подражать и, залихватскую удаль изображать, но во взрослой жизни этим не пользовался и вёл себя скромнее.
Иногда мама возвращалась и говорила: «Идёт, с песней, уже близко».
А вот в тот вечер, уверяю вас, петь не хотелось и пения моего мама не могла слышать, а плакать, и даже реветь во всё горло, хотелось, и даже пытался!
Я к дому спешил, то бежал вприпрыжку, то на бег переходил...
Наказания, как такового, мне не последовало, даже уши не надрали - в нашей семье физических наказаний никогда не было и одного случая не припомню.
Между собой, ребятишками, бывали потасовки с братьями, но не системные и небольшие...
Случай с караваями хлеба и поросёнком, не смаковали и меня не докучали.
Подтверждение: воспитательные меры в семье педагогичные...
Впоследствии, когда требовалось сбегать за хлебом, мама просила нигде не за-держиваться.
После этого случая, слова мамы мною воспринимались как напоминание: «Думай, что делаешь!»
Эти слова помнил как напоминание и во взрослой жизни.
Случай с караваями, в посёлке, иной раз вспоминали, но надо мной никто не хи-хикал.
Подсмеивание над другим и унижение другого не присутствовали в то время в нашем быту...
Этот рассказ извлечённый из моей повести напечатанный на сайте ПРоЗА.ру Голубев Валерий Иванович «С любовью о детских годах и… не только»: а здесь чуть подправленный...
2019 год.